
Онлайн книга «Икра будущего»
— Ах ты! — Алиса нервически пнула колесо дрезины. — Дрянь… Она продемонстрировала нам окровавленный палец. — К черту бензин… Алиса стряхнула безымянный, кровь брызнула на колеса. — Ну, все, — сказал я зловеще. — Дрезина смерти. Вы окропили адскую машину кровью, теперь она завезет вас в самые глубины ада. Готовьтесь… Алиса ругнулась, прокляла дрезину, свою жизнь, зассанца Прыщельгу, ароматы которого обязательно приманят к нам целый полк оголодавших дьяволов, и то, что он переоделся, ничего не значит, и вообще, нет ли у кого пластыря? Вместо пластыря у меня имелся скотч, им перемотал Алисин палец. Заживет. Через двадцать шагов еще одна дрезина. То есть тележка, мотора у нее не было, вместо него был установлен пузатый баллон. Я вознадеялся, что в этом баллоне сохранился бензин или хотя бы солярка, я со скрипом свинтил кран, но из него вытекла лишь мутная жижа, вонючая и рыжая. — Зачем баллон? — спросил Егор. — Туда заливают кровь грешников, — сообщила Алиса. — Ты же видел. — А на самом деле? — Хрен знает, Я никогда не думаю о таких вещах. Зачем нужен баллон на колесиках? Плевать, после бродячих холодильников в моей душе случился некий излом… Плевать на эти банки, вперед, однако. — Вперед… — Ладно, вперед. Только пусть Пуговичник шагает сбоку, а то он на мета все время пялится. — Я не пялюсь… — возразил Егор. — Пялишься-пялишься, я же чувствую. Мы идем мир спасать, а он черт-те о чем думает. — Я не думаю! — Заткнитесь, — велел я. — Заткнитесь, пожалуйста, у меня голова в двух местах болит. Да и ухо чешется. Кажется, гниль за ним поселилась, не вредная, не сыть, обычная. Но если запустить, может и отвалиться, чешется, иногда совсем непереносимо. Надо было их оставить. И Алису, и Егора. Оставил бы, да негде совсем. Видимо, вместе придется. — Заткнитесь… — повторил я. Они замолчали. Мы двинулись дальше. Алиса шагала по правому рельсу, Егор по левому, я посередине. — Влажность вроде… Егор облизал губы. — Точно, влажность. Водой пахнет, вы не слышите? — У меня горло болит, — ответил Алиса. — Я вообще ничего не чувствую, все вкусы отбило. С чего здесь воде быть? А у меня синдром усталости, у меня мозг отбило, я тоже ничего не чувствую. — Здесь может быть река, — сказал я. — Или ручей, под землей много ручьев. Раньше они сидели в трубах, но теперь… — Ручей бы услышали, — возразил Егор. — А здесь просто… вода. Рельсы вроде вкривь пошли! Поворот! Егор указал пальцем. Тоннель действительно поворачивал. Неожиданно резко, точно сломался, наверное, и на самом деле сломался. Я повернул первым и… Много. Мрецы. Мрецов нельзя не узнать, они воняют, даже в том случае, когда не воняют. Луч выхватил их из темноты. Стояли. Вдоль стен. И между рельсами. Не обычные. Какие-то все сутулые, а некоторые вообще на четвереньках. И еще мне кое-что не понравилось. Егор наступил мне на ноги, я зажал рукой ему рот, прижал к стене. Прикрутил лампу. Алиса все поняла, вжалась в стену сама. Мы стояли в темноте несколько минут, затем стали отступать. Очень медленно, чтобы не брякнуть, чтобы не услышали. Разбираться в темноте с мрецами не стоит. Ты их не видишь, они тебя видят. И много их. Больше двадцати, если я правильно успел посчитать. И что особенно погано — с оружием. С молотками, с лопатами, с ломами. Мрецы с оружием редко попадаются, а тут… Видимо, всю жизнь с этими инструментами провели, так что после смерти оно у них в руках осталось, по привычке. Идти пришлось на ощупь, медленно, определяя каждый шаг. Метров через триста остановились, я зажег лампу. Бледненько они выглядели — и Егор, и Алиса. Перепугались. Оно и понятно, схватка под землей гораздо опаснее, чем схватка на поверхности. Сбежать некуда, все время надо заботиться о свете, рикошетом может зашибить, потолок обваливается, дышать трудно. Преимуществ почти нет. Разве что к стене прислониться, прикрыть спину. — Это кто? — спросил Егор. — Шахтеры, — сказал я. — Бывшие то есть шахтеры, люди подземные. Мертвые. Совсем разложенные… — А у некоторых, между прочим, топоры… — Егор нахмурился. — Давайте поворачивать, а? — Давайте, — согласился я. — Попробуем обойти по главной линии. — Что так? — спросила Алиса. — Зачем поворачивать? У нас же есть Рыбинск. Пусть он пойдет и всех убьет, ему это ничего не стоит! Егор икнул. — Давай, Рыбинск, покажи, — усмехнулась Алиса. — Иди, убей их. — Их нельзя убить, — ответил я. — Они уже дохлые. Алиса прищелкнула языком. — Как все меняется… — Алиса потерла лоб. — Раньше нашего Рыбинска и гнать никуда не надо было, едва почувствует, где можно погань пошинковать, сразу туда поторапливается, из глаз смерть так и брызжет. А сейчас… Алиса махнула рукой. — А сейчас все больше в обход. Так? — Так, — согласился я. — В обход. Я обходчиком стал. Алиса хихикнула. Егор поглядел с непониманием. — Выцвел, выцвел. Ты когда в последний раз поганца успокаивал? Не помнишь, наверное? — Недавно! — вступился за меня Егор. — Он убил огромную женщину! Алиса уже хохотнула, с издевкой и удивлением, и разочарованием одновременно, как только она умеет. — Это на него очень похоже — убить огромную женщину! Наш Дэв — настоящий герой, я всегда про это знала. Не маленького мужичонка, нет, большую, большую женщину! А действительно ведь, я убил огромную женщину. То есть не убил, она и была мертва, но я тоже, посодействовал… — Ладно, — согласился я. — В обход не пойдем. Как скажете. Напрямик. Сейчас… Надо вернуться. Я шагал по шпалам первым, Алиса и Егор за мной, оглядывались. Вернулись к дрезинам. Не хотелось мне, это правда. Не знаю почему. Вот тишком пролезть — это да, а напрямик… нет, напрямик не очень. Какое-то непонятное нежелание, тошнило от всего, они ведь совсем недавно были людьми. Нет, я не верил, что их можно вылечить. Или оживить. Наверное, в Благодать я тоже не верил, с ней осторожнее надо быть, вон одни уже Частицу Бога выделяли, довыделялись. Но все равно… Мрецы, они как роботы, не ведают, что творят. Я вспомнил жнецов, тех, сломанных, под ракетой. Роботы, про достижения разные рассказывали, а их взяли и переделали. В убийц. Пятьдесят шесть минут. Бежать. Сейчас я, наверное, и десяти не продержался бы, сдох, сердце не выдержало бы. А раньше пятьдесят шесть! А почему пятьдесят шесть? Или пятьдесят семь? Не помню уже… Почему не час, час ведь ровнее? Кто его знает… |