Книга В вихре страсти, страница 24 – Кристи Келли

— Который час? — раздался сонный голос.

— Начало восьмого, — ответила Виктория, затягивая корсет на груди.

Вчера она получила хороший урок, по глупости облачившись в корсет со шнуровкой сзади. Когда вечером Сомертон находился так близко и дотрагивался до ее обнаженной кожи, она едва удержалась от того, чтобы обернуться и поцеловать его. В следующий раз она не сможет устоять. Значит, «следующего раза» не будет. Она всего-навсего исполняет поручение и должна утихомирить свои низменные страсти. Они только мешают делу.

Виктория слышала, как Сомертон ходит по комнате. Вдруг его шаги затихли. Не в силах справиться с любопытством, она выглянула из-за ширмы и увидела, что он смотрит в окно.

— Пожалуйста, скажите, что снегопад закончился, — с надеждой произнесла она.

— Так и есть. Сегодня утром мы сможем продолжить путь, однако ехать придется медленно.

— Почему лорд Фарли решил устроить загородный прием зимой?

Сомертон неодобрительно пожал плечами:

— Его посетила романтическая идея, что весь декабрь надо посвятить празднованию Рождества.

— Неужели? Очевидно, он большой оригинал.

— Вам еще предстоит в этом убедиться. Приготовьтесь, — добавил Сомертон, качая головой.

— К чему?

— Вы когда-нибудь слышали о германском обычае приносить в дом елку и украшать ее горящими свечами?

Убедившись, что туалет в полном порядке, Виктория покинула свое укрытие.

— Свечи на дереве? Прямо в доме? Очень странно. И в высшей степени небезопасно, как мне представляется.

— Согласен. — Энтони порылся в своих вещах в поисках чистой сорочки. — Полагаю, столь нелепая традиция никогда не будет воспринята здравомыслящими людьми.

Виктория ждала, пока Сомертон умоется и переоденется, стараясь не думать о том, что ее и обнаженного мужчину разделяет лишь тонкая полотняная ширма. Она гнала от себя грешные мысли, но они с завидным упорством возвращались обратно. Ну, как устоять слабой женщине против такого умопомрачительного красавца?

Виктория закрыла глаза и попыталась представить себе, что порекомендовали бы ей подруги — разумеется, по секрету, — если бы знали, что она сейчас находится наедине с Сомертоном. В их тесной женской компании главной моралисткой была именно Виктория, а великосветские леди в узком — очень узком — кругу позволяли себе весьма легкомысленные суждения.

Она улыбнулась. Дженнет, конечно, посоветовала бы немедленно соблазнить его. Эвис — тоже. Элизабет, возможно, выразилась бы чуть осторожнее, но в том же ключе.

А каково было бы мнение Софи? Виктория всегда относилась к ней с особой симпатией. Очевидно потому, что по происхождению и воспитанию Софи лишь немного опережала настоящую Энн Смит и столь незначительно уступала выдуманной Виктории Ситон.

— Что-то не так?

Виктория быстро открыла глаза и подавила тяжелый вздох. Перед ней стоял совершеннейший байронический герой — сумрачный, одетый в черное и невыносимо прекрасный.

— Почему вы спрашиваете?

— Вы стоите с закрытыми глазами, — ответил он с неподражаемой усмешкой.

— Я вспоминала о своих подругах, только и всего.

— А я уж было, подумал, что три бокала вина не остались без последствий и вас мучает запоздалое раскаяние.

Виктория не удержалась от улыбки:

— С этим я уже справилась.

Сомертон негромко рассмеялся:

— В таком случае нам ничто не угрожает и мы легко, и спокойно доберемся до цели нашего путешествия.

— Надеюсь.

Это ему ничто не угрожает. А ей придется поразмыслить над тем, как себя вести, когда им действительно придется спать в одной постели.

Энтони ждал, и его нетерпение стремительно перерастало в раздражение. Любопытно, кто-нибудь из слуг соизволит открыть дверцу кареты? Шесть часов он провел наедине с Викторией в облаке манящего аромата ее духов и теперь стремился вырваться на простор и вздохнуть полной грудью. Наконец дверцу открыли, и Энтони с шумом выбрался наружу. Теперь осталось протянуть руку и пережить острый приступ возбуждения, охватывавший его всякий раз, когда Виктория дотрагивалась до него.

Честь ему и хвала — он стойко пережил обжигающее прикосновение ее ладоней.

А вот Виктория, выйдя из кареты, не смогла сдержать своих чувств и тихо ахнула.

— Неужели это дом Фарли? — Она обернулась и заглянула Энтони в глаза. — Не может быть!

Он посмотрел на светло-коричневое каменное здание, затем снова на Викторию:

— Разумеется, это его дом. Она склонила голову набок:

— То есть кто-то и в самом деле здесь живет?

— Ну да. — Его терпение подходило к концу. — Фарли. Виктория лишь покачала головой.

Энтони собрался идти, но вынужден был остановиться — она не сдвинулась с места.

— В чем дело?

— Вы только посмотрите, какой он огромный, — прошептала она. — Настоящий замок.

Энтони еще раз посмотрел на дом и пожал плечами:

— Право, он не так уж велик. Отцовский дом в Дорсете гораздо больше.

Виктория ошарашенно переспросила:

— У вашего отца дом еще больше? Что же он делает со всем этим?

— В основном держит закрытым.

— Невероятное расточительство, — пробормотала Виктория, вздохнула и шагнула вперед.

Он, наконец, понял, в чем причина ее странного поведения.

— Вам раньше не доводилось бывать в подобных домах, не правда ли?

— Никогда. Самый большой дом, в котором я бывала, — у Элизабет, в Лондоне.

Герцогский особняк выглядел очень внушительно для Лондона, но не шел ни в какое сравнение с большинством господских домов в родовых поместьях знати.

— Виктория, как бы вы ни были потрясены, необходимо сохранять внешнее спокойствие. Подумайте: вы моя содержанка — следовательно, дама со средствами и привыкли к определенному уровню роскоши.

Она слегка покраснела и молча кивнула.

— Если угодно, изливайте свои бурные впечатления на меня. Но не раньше, чем мы окажемся наедине в нашей комнате.

— Очень вам признательна, милорд. Он улыбнулся:

— Не стоит благодарности, миссис Смит. Вы готовы?

— Да.

Они направились к главному входу, и покрытый снегом гравий похрустывал у них под ногами. Дворецкий открыл дверь, и они вошли в теплый дом. Энтони посмотрел на Викторию и подавил улыбку. Выражение ее лица чудесным образом изменилось, от недавнего потрясения не осталось и следа. В холл вошла томная, слегка скучающая дама.

— Добрый день, милорд, — произнес дворецкий, затем поклонился Виктории: — Добро пожаловать, мэм. Лакей проводит вас в вашу комнату. Обед назначен на семь часов, а в шесть в гостиной подадут херес.