
Онлайн книга «Додж по имени Аризона»
Рыжая только ухмыльнулась. — Как прикажешь, ко-омандир. Я из «Аризоны» вылез, потянулся, сладко так, до хруста в суставах, воздух степной вдохнул… Странный запах у этого воздуха, даже не запах — вкус. Непривычный. Смесь знакомого, незнакомого, знакомого не на своем месте и… еще чего-то. Я вообще-то много каких запахов в степях нанюхался. И трав, и колосьев хлебных, и пороха с взрывчаткой, и металла горящего с резиной. Но вот чтобы в степи шоколадным мороженым пахло — такого еще не было. У меня от этого запаха чуть слюнки не потекли. Как представил себе настоящий довоенный пломбир… У-у-у… Открыл глаза, принюхался — нет, мороженым больше не пахнет. Котлетами бабушкиными потянуло. — Интересно, — говорю. — А трава эта синюшная хорошо горит? — А… Не знаю, — растерянно так рыжая отвечает, — наверное, хорошо. А что? — Так просто. Жалко, косы нет. — Косы? — Ну, штука такая, которой траву косят, в смысле, срезают. Ручка длинная, лезвие кривое… Да есть у вас чего-то подобное, не может не быть. — А зачем нам срезать траву? — Да чтобы костер развести, — отвечаю. — Ночь-то длинная небось, а у костра и теплее и веселей. — Тогда, — задумчиво говорит Кара, — ее лучше повыдергать. — Ладно, — соглашаюсь. — Вот и приступай. — А ты? — А я пока в кузове лопатку поищу. Рыжая только зубками скрипнула. Ладно. Очистили мы кружок метра три, посреди него костер соорудили — охапка травы, мой боевой опыт да масло из канистры. Солнце к этому времени уже окончательно зашло, зато на небе звезд высыпало — как веснушек на носу рядового Борисенко. И все такие яркие и крупные, только что не рыжие. Выволокли из кузова по тулупу — заворачиваться, правда, не стали, и так тепло, просто наземь постелили, лежим, звездами любуемся. То есть Кара звездами любуется, а я только вид делаю, а на самом деле на нее мимо костра кошусь. И спать при этом, что характерно, абсолютно не хочется. Не знаю, долго ли мы так вот лежали — может, полчаса, может, все полтора. Костер уже слегка потухать начал, я приподнялся — новую охапку травы подкинуть, и вдруг чувствую — что-то не так. Звук какой-то новый появился. Тихий, за костром и ветерком ночным почти что и неслышный, да только по степи звуки далеко доносятся. Ширк-ширк. И над землей пара звездочек мигнула. Я спокойно так траву подкинул, лег обратно, правой рукой медленно, осторожно «ТТ» из кобуры потянул, курок с предохранителя снял… И сел. — Ау, — зову. — Не желаете ли к нашему огоньку присоединиться? Так, думаю, а вот это, которое оно там, шутки шутить начнет — рывок к пулемету, и пусть пулям крупнокалиберным документы предъявляет. — С удовольствием воспользуюсь вашим любезнейшим приглашением. Тю. Я-то уж испугался, что там, в ночи, бог знает что двух метров росту и с «МГ» под мышкой. А вышел к костру самый обычный человек в зеленом балахоне типа рясы. Вещей при нем никаких, оружия тоже не видать. Бородка седая, ухоженная, а лет ему будет… ну, за полтинник точно, а конкретно… Стоп. Обычный-то, да не совсем. Не то здесь место, чтобы случайные прохожие на огонек захаживали. Гляжу — а Кара на этого старичка вытаращилась, как будто… ну, не сам товарищ Сталин, тут бы точно кое-кто в обморок хлопнулся, но товарищ Жуков или как минимум командующий фронтом, вот так взял, да и к какому-нибудь костерку присел. — Боги, — шепчет. — Неужели… Зеленый Странник… Старикан только в бородку ухмыльнулся. — Среди множества моих имен затерялось и сие. Впрочем, — говорит, — суть не в самом имени, а том, что вкладывают в него. Случайная прихоть богов свела нас этой ночью у единственного костра в этом мире — и разве так уж важны наши имена. Ну, думаю, это как посмотреть. Я вот лично кое у кого с превеликим бы удовольствием документики попросил. А то ходят тут, понимаешь… всякие. — Зеленый Странник у нашего костра, — все еще шепотом говорит Кара. — И… Я бы не поверила. А чего тут верить или не верить, думаю, если вот он — сидит. Зеленый Странник. Зеленый, значит. Да хоть серо-буро-малиновый, к нам-то он чего приперся?! — Я пришел сюда, — старикан то ли мысли мои прочитал, то ли просто раздражение уловил, — с исключительно мирной целью — поговорить. — Что ж, — киваю, — давайте поговорим. Отчего бы и нет. — Ну-ну, думаю, посмотрим, чего и на что ты тут наговоришь. Есть у меня по этому поводу предчувствие. Видели, знаем. Страннички. Особиста на них нет… до поры до времени. — Как я понимаю, — начинает старик, — вы — те, кто причисляет себя к противникам Тьмы? — Не причисляет, — поправляю. — А числит. Тьмы, Зла, фашизма и так далее. — И список сей, как я понимаю, может быть продолжен, — кивает старик. — У Тьмы много обличий. — Да уж, — говорю. — Хоть отбавляй. — Тогда, если вас не затруднит, — продолжает зеленый, — проясните для меня один вопрос, — каким именно образом вы безошибочно распознаете Тьму в любом из ее обличий? — Чего? — Как именно вы определяете, — поясняет старик, — кто враг, а кто… хм, друг. — Да очень просто, — отвечаю. — Кто по нам стреляет — тот уж явно не друг. — Интересно, — замечает старик. — А как вы поступаете в случае, если… стреляют не по вам? — Ну, тут немножко посложнее. Сначала разбираюсь, кто и по кому… — И… — И начинаю стрелять. — Очень интересно, — заявляет старик. — Позвольте же тогда узнать, как вы, молодой человек… — Старший сержант. — …Уважаемый старший сержант, поступите в том случае, когда никто не стреляет? — Вот тогда, — говорю, — я буду долго и вдумчиво разбираться. И только потом стрелять. — Замечательно. И вы абсолютно убеждены, что без стрельбы не обойтись? — Нет, почему же, — говорю. — Если получится — ради бога. Только у меня — вряд ли. — Хорошо, — говорит странник. — Допустим. А вот как вы поступите в ситуации, когда правы обе стороны? — Это как? — интересуюсь. — Или, правильнее сказать, обе стороны одинаково не правы. — Ну, значит, придется обоих уму-разуму учить, — отвечаю. — Работы, конечно, больше. — Презанятнейше, — говорит старичок-боровичок и руками тянется, словно котяра сытый. Так, Малахов, спокойно, не расслабляться! Обстановка, конечно, приятная — костерок и так далее, но ты сейчас на задании, а даже если бы и нет… Валя Щука тоже вот так расслабился, вышел из землянки, да и потянулся во весь рост, во все два метра — и лег… На два метра. |