Книга Додж по имени Аризона, страница 53 – Андрей Уланов

— А не допускаете ли вы мысли, — интересуется зеленый, — что хотя бы одна из этих, хм, конфликтующих сторон может быть права именно по-своему? Например, руководствоваться другой логикой, другой моралью, иметь иные, отличные от ваших, ценности?

Ну, думаю, загнул, зараза. В такой вопросик с ходу-то и не въедешь. И вообще, каждый боец Красной армии, конечно, есть самодостаточная боевая единица, в смысле политрука тоже, но…

— Что-то вы, дедушка, — говорю, — не туда загнули. Есть же какие-то всеобщие законы, универсальные, которые для всех одинаковы. Общечеловеческие.

— Есть, — соглашается дедок. Подозрительно легко соглашается. — Я, — говорит, — правда, пока не имел счастья лицезреть хотя бы один из них… если, конечно, не считать таковыми, например, поверья, что мытье закрывает дорогу в царствие небесное.

— Ну, — усмехаюсь, — мы туда и так не собираемся, поэтому мыться можем совершенно спокойно.

— Хорошо, — кивает зеленый. — Допустим. А вот если кто-то из ваших оппонентов не причисляет себя к людям? И соответственно, не считает нужным, а сплошь и рядом просто физически не может подчиняться правилам, придуманным большинством, но при этом зачастую не учитывающим желаний…

— Стоп, — говорю. — Не так быстро. И вообще — не надо тут лишнюю философию разводить. Есть человек, а есть нелюдь. И то, что нелюдь эта на двух, а не на четырех лапах ходит, ничего не меняет. Она и на ногах пройтись может, и даже каску рогатую снять. Только ничегошеньки от этого не изменится.

— Любопытно. И что, точнее, кто будет, по-вашему, проводить границу между человеком и не-человеком?

— Да вот они сами и проведут, — отвечаю. — Делами своими. Ибо сказано: «Судите их по поступкам ихним».

Пусть, думаю, видит, что я тоже не лыком шит. Могу Марксом, а могу и Писанием.

— Если мне не изменяет память, — говорит странник, — в книге, на которую вы ссылаетесь, есть и такая заповедь: «Не судите, да не судимы будете».

Я только зубами скрипнул.

— Ну да, — говорю, — конечно. Как я могу судить. Я ведь в танке заживо не горел и в самолете тоже. И в подбитой подлодке не задыхался, и в гестаповских подвалах из меня шнурки не нарезали. И… да что там говорить! Меня всего-то навсего убили.

Так что не надо, думаю, мне тут сало за воротник заливать. Где правое дело и как его защищать, мы уж как-нибудь да разберемся. Без таких вот… советчиков зеленых.

— По-вашему, — с кривой такой ухмылочкой спрашивает старик, — добро должно, как это у вас говорится, быть с кулаками?

А может, и без ухмылки. Свет от костра неровный, могло и почудиться.

— Вообще-то, это кулацкий лозунг, — отвечаю. — Ну а если серьезно — да. Добро, которое себя защитить не может, очень скоро добром быть перестанет. И не просто быть добром, а и вовсе.

— Нам, — встревает Карален, — это известно очень хорошо.

— И, — продолжает старик, — чтобы выжить, добро должно научиться использовать методы зла.

— А вот этого я уже не говорил.

— Но думал.

— Стоп, — говорю. — Давайте разбираться. Что вы понимаете под словом «метод» в данном контексте? А?

Ух, думаю, какую фразу свинтил. Кара аж глаза на пол-лица распахнула. Жаль, капитан не слышал.

— Хорошо, — кивает старик. — Давайте. Под методами я подразумеваю способ действия, средства, которыми это действие совершается.

— Ну и, — удивляюсь. — Так, а в чем же дело?

— Именно это я и хотел бы у вас выяснить.

— Так ведь все ясно. Как дважды два. Способ действия — это, по-военному говоря, тактика. Тактику врага изучать нужно в самом что ни на есть обязательном порядке, и те приемы, которые потребуются, брать на вооружение. И средства тем более. Средства, они ведь сами-то по себе никакие, ни добрые, ни злые.

— Неужели?

Я кобуру расстегнул, «ТТ» достал.

— Вот, — говорю, — взять, например, этот пистолет. Им можно гвозди в каблуки заколачивать, а можно и безоружных пленных пострелять. Или, наоборот, ту сволочь, которая взяла привычку над беззащитными людьми издеваться.

— Но для забивания гвоздей больше подходит молоток. А то, что ты держишь в руках, — орудие убийства. Созданое одним человеком для убийства другого.

— Ну, знаете ли… Молотком тоже ведь так можно по башке погладить — мало не покажется. В конце-то концов, человека можно и голыми руками придушить, так что, по-вашему, руки — тоже орудие убийства? Специ… тьфу, специализированное?

— Орудие убийства — это то, чем совершается убийство.

— А если человек при этом жизнь спасал? Свою и других людей?

— И при этом отнял чужую жизнь? — уточняет старик. — Он — убийца.

— Ни черта ж себе!

— Человек, — поясняет старик, — который причисляет себя к силам добра, должен отличаться именно использованием человечных… методов. И убийство разумного существа в их число не попадает.

— Ага. Интересно, — спрашиваю, — а какой человечный метод вот лично вы бы применили против… ну, скажем, разумного существа в рогатой каске, которое прет на вас и поливает все вокруг свинцовым дождиком… от живота веером?

— Если это существо действительно разумно, — заявляет старик, — то с ним всегда можно найти общий язык… хм, компромисс.

Тут уж я не выдержал и на крик сорвался.

— Да нельзя, — ору, — найти с ним общий язык! Потому что не желает эта су… это существо… никаких… компромиссов. У него в башке под каской если и есть какая-то мысль, кроме трех «П», то мысль эта — чтобы я в земле лежал, а он по ней дальше ходил и воздух портил!

— Три «П», позвольте узнать…

— Первая — пожрать, а остальные, — на рыжую кошусь, — сами догадаетесь.

— Очень эмоционально, — замечает старик. — Но…

— Да что вы несете! — взвилась Кара. — Какой общий язык?! С кем?! С орками?! С гоблинами?!

— Если перечисленные вами существа разумны…

— Они, мать их за ногу, разумны. Они достаточно разумны, чтобы жрать человечину не сырой, а вареной и жареной… Заживо!

Ну и ну. Второй раз слышу, чтобы рыжая так из себя вылезла.

— Что ж, — дедок руками развел. — Если вы, молодые люди, считаете, что цель оправдывает средства…

Ах ты, думаю, прохожий чертов! Ты мне будешь еще тут французских философов цитировать?!

— Еще как считаю, — говорю. — Потому что великая энергия рождается только для великой цели.

Так-то. Цитировать и мы умеем.

— И если для этого придется кровь пролить… Что ж, крови мы не боимся.

— Свою кровь или чужую?

Ну, сволочь ехидная!

— А это уж как получится, — отвечаю. — Только обычно если чужую льешь, то и без своей не обходится.