
Онлайн книга «Констанция. Книга первая»
Водопад? С виду она непреодолима, — подумал Филипп, протянул вперед руку, и его кисть исчезла в клокочущей воде. — Но я же смог перейти с одного берега на другой. Должна же существовать тропа от одного берега к другому? Должны же Существовать мосты? А если их нет, то их нужно возводить». И тут же Филипп зло оборвал себя. Он до боли в суставах сжал кулаки и вспомнил свирепый взгляд старого Гильома Реньяра, брошенный на него из-под косматых бровей. Он вспомнил нацеленный пистолет и огонь, полыхнувший из Ствола. Вспомнил, как отец покачнулся и рухнул на стерню, крикнув перед смертью:»Беги! Беги, Филипп!» И он, как заученную молитву, повторил: — Беги, беги, Филипп! — Тогда я убежал, — прошептал Филипп, — но теперь мне не к лицу бегать, я отомщу за тебя, отец. Выбравшись на другой берег, он отыскал своего коня, беззаботно пасущегося на лужайке, вскочил в седло и помчался к своему дому. Небо словно вторило мрачным мыслям Филиппа и быстро темнело. Из-за холмов плыли тяжелые мохнатые тучи, готовые вот-вот разразиться проливным дождем. Как ни торопил Филипп своего коня, все равно не успел добраться домой сухим. Дождь хлынул как из ведра. Казалось, с неба низвергается водопад. Филипп мгновенно Промок до нитки, но его мокрые губы все равно продолжали шептать одно слово, прохладное на вкус и горьковатое: — Констанция! Констанция! И тут же он добавлял, будто бы бередя раны, будто бы добавляя в бокал терпкого вина яд: — Констанция Реньяр! Реньяр! И почему, почему ты не родилась в другом доме? Почему ты носишь это ненавистное имя? Почему между нами кровь моего отца и кровь двух его братьев? Наконец, промокший до нитки, продрогший, он добрался до дома, быстро снял с лошади седло и завел ее в конюшню. Прикрываясь седлом от дождя, хотя и понимая, что это ни к чему, Филипп вошел в дом и сразу же, бросив у порога сумку с рыбой на пол, двинулся к жарко пылающему очагу. — Ну ты и вымок! — сказала сестра, продолжая стряпать. — Да, погода разбушевалась. — А рыбу ты привез? — Конечно, посмотри в сумке. Сестра тут же подняла тяжелую кожаную сумку и заглянула внутрь. — О, да ты, Филипп, замечательный рыбак! Две такие огромные рыбы! Значит, ты еще не забыл, чему тебя учил отец. — Нет, я ничего не забыл. У меня такая память, сестра, что я помню все до мельчайших подробностей. Я помню тот день, когда убили отца. — Не надо, не надо об этом, Филипп. Мать может услышать, расплачется, и тогда ты ее ничем не успокоишь. Она тут же отложила свою стряпню и принялась чистить рыбу.Когда девушка закончила, она строго посмотрела на брата, и на ее губах появилась улыбка, и до этого не очень приветливое лицо Лилиан преобразилось и засияло, как пышный букет, украшающий унылую комнату. — Давай брат, раздевайся, ведь ты весь промок до нитки и дрожишь как воробей. И тут же Филипп вспомнил Констанцию. Его мрачное лицо мгновенно прояснилось. — Чему ты улыбаешься? — обратилась к нему сестра. — Да так, подумал о воробье, — отшутился Филипп. — Раздевайся скорее, а то простынешь. И садись ближе к огню. Филипп стаскивал с себя мокрую одежду, но улыбка не сходила с его лица. — Мне кажется, что ты, Филипп, что-то от меня скрываешь, что-то произошло в твоей жизни. — Да ничего я не скрываю, — буркнул Филипп. — Нет-нет, скрываешь, я же тебя знаю хорошо и чувствую по выражению твоего лица, по взгляду, что какие-то приятные мысли занимают твою душу. — Лилиан, отвяжись, я тебя прошу, а не то я разозлюсь. — Брат, а не влюбился ли ты ненароком? — Лилиан всплеснула руками, обрадованная собственной догадке. — Точно, ты влюбился! Все мужчины одинаковы — стоит им только увидеть хорошенькую девушку, как на их лицах появляется масляная улыбка, а глаза начинают блестеть, как уголья в очаге. — Лилиан, если ты не отвяжешься, то я тебя выставлю на дождь. — Значит, я угадала и мой братец влюбился. Наш мрачный Филипп нашел свою избранницу. — Замолчи! — бросил мокрой рубашкой в сестру Филипп. Та ловко поймала ее и стала развешивать у очага, продолжая улыбаться своим потаенным мыслям. — Если ты не перестанешь улыбаться, Лилиан, я запущу в тебя сапогом. — Да хоть горшком можешь в меня запустить, все равно ты влюбился и не можешь этого скрыть. Филипп отвернулся, чтобы сестра не видела его лица. Он попытался убрать улыбку со своих губ, но это ему не удалось, она словно прилипла. А сестра подошла сзади, положила руки на плечи Филиппу и крепко его обняла. — Я очень рада за тебя, брат. И пожалуйста, не сердись на меня, я не желаю тебе зла, я действительно рада. А она красивая? — уже другим голосом зашептала Лилиан прямо в ухо Филиппу. — У меня нет слов! — сказал Филипп. — Ну, брат, это не объяснение. Ты хоть скажи, кто она и откуда. Я ее знаю? — и Лилиан принялась называть имена всех известных ей в округе девушек. Филипп каждый раз отрицательно качал головой. — Не старайся, Лилиан, у тебя все равно ничего не получится. Тогда Лилиан принялась перечислять молодых вдов. Но Филипп все равно продолжал качать головой и просить сестру остановиться. Но Лилиан уже разошлась. И Филипп знал, пока сестра не выговорится, она не остановится. Наконец, запас имен иссяк. И тогда Лилиан избрала другую тактику. Она обошла брата, села у его ног, оперлась руками о его колени и вопросительно заглянула ему в глаза. — Я буду смотреть в твои глаза и отгадаю ее имя. Ты сейчас думаешь о ней, это естественно, ведь ты ни о ком другом сейчас думать не можешь. Филипп утвердительно кивнул. — Вы с ней еще не целовались, хотя, зная твой скрытный характер, я уверена, что ты, даже если бы вы и целовались, мне этого не сказал. Погоди, погоди, — Лилиан придержала голову брата, — в твоих глазах стоит ее портрет. — Лилиан, не мучайся и не пытайся хитростью вытянуть из меня признание. Даже если ты два дня не будешь меня кормить, я тебе ничего не скажу. — Филипп, а если я тебе дам большой кусок свежего пирога? — С телятиной и луком? — словно бы торгуясь, произнес Филипп. — Нет, сегодня пирог с индейкой. — Если с индейкой, то не скажу. Если бы был с телятиной, может быть, я бы еще признался. — Но хочешь, Филипп, я отгадаю, какого цвета волосы у твоей избранницы? |