Книга Тарнсмен Гора, страница 138 – Джон Норман

В одной клетке я видел пару слинов, в двух соседних клетках с передвижной решеткой между ними два ларла. Было человекообразное существо, маленькое, с убегающим назад лбом, с волосатой мордой и телом, оно прыгало на стену, оттуда, используя инерцию, перепрыгивало на другую, потом на пол, и все начиналось сначала.

В просторной низкой клетке, на полу которой, по-видимому, росла настоящая трава, я увидел пару пасущихся волосатых длиннорогих босков; в той же клетке, но в другом углу небольшое стадо: пять взрослых животных, гордый самец и четыре самки - табуки, однорогая золотистая горянская антилопа. Когда одна самка передвинулась, я увидел, что рядом с ней изящными шагами идут два детеныша, первые, каких я вообще видел, потому что молодняк табуков не уходит далеко от своего логова в запутанных зарослях Ка-ла-на на Горе. Единственный рог у малышей был всего лишь бархатистым пеньком на лбу, а шкура, в отличие от шкуры взрослых, пятнистая коричнево-желтая. Когда мимо проходил один из работников-мулов, два маленьких табука мгновенно застыли и стали почти невидимы, а их мать, сверкая своей золотистой шкурой, отбежала от них; самец опустил голову и угрожающе приблизился к пластиковому барьеру.

В клетках были и другие животные, но я не уверен в их определении. Кажется, я узнал ряд коричневых вартов; они висели вниз головой, как пушистые, зубастые, кожаные кулаки, на голой ветви в своей клетке. На дне их клетки валялись кости, может быть, и человеческие.

В другой клетке разгуливала большая, очевидно, нелетающая птица. По ее клюву я решил, что это хищник.

Еще в одной клетке, раздувшийся и сонный, лежал редкий золотой хис, горянский питон; его тело, даже некормленого, с трудом обхватит руками взрослый мужчина.

И нигде не видно было тарна, этой большой хищной верховой птицы Гора, может, потому, что эти птицы плохо приживаются в неволе. Чтобы жить, тарн должен летать, далеко, высоко и часто. Горянская поговорка называет тарнов братьями ветра, а как такое существо может жить в заключении? Подобно своему брату ветру, когда тарн не свободен, он умирает.

Я смотрел на это странное собрание животных, и мне пришло в голову, что я вижу один из вивариев, о которых говорил Сарм.

Такой комплекс в данный момент идеально мне подходит.

Я услышал стон Вики и повернулся к ней.

Она лежала на боку у стены шахты, в семи-восьми футах от решетки.

Свет из решетки пятнами падал на ее тело.

Я немного отодвинулся от решетки, чтобы меня не увидели, и стал наблюдать за Викой.

Руки ее по-прежнему были связаны.

Она была прекрасна, и несколько обрывков ее некогда роскошной одежды не скрывали ее прелестей.

Она встала на четвереньки, свесив голову, волосы ее упали до самого пола. Медленно подняла голову и потрясла ею, легким прекрасным движением отбросив волосы назад с лица. Взгляд ее упал на меня, она в изумлении широко раскрыла глаза. Губы ее дрогнули, но она не произнесла ни слова.

– Разве в обычае гордых женщин Трева появляться перед мужчинами почти неодетыми? - спросил я.

Она взглянула на свои тряпки, не пригодные даже для рабыни, на связанные руки.

Потом по-прежнему широко раскрытыми глазами посмотрела на меня и еле слышно произнесла:

– Ты принес меня из туннелей золотого жука.

– Да.

Теперь, когда Вика приходила в себя, я вдруг подумал, что нас могут ожидать трудности. Когда я в последний раз видел ее в сознании, она пыталась чарами своей красоты подчинить меня моему злейшему врагу царю-жрецу Сарму. Я знал, что передо мной враг, неверный, злой, предательский и из-за своей красоты еще более опасный, чем противник, вооруженный мечом или копьем.

В глазах ее было странное выражение, которого я не понял.

Губы ее дрогнули.

– Я рада видеть тебя живым, - прошептала она.

– И я рад видеть тебя живой, - строго ответил я.

Она печально улыбнулась.

– Ты сильно рисковал, чтобы связать руки девушке.

Она подняла связанные руки.

– Должно быть, твое мщение тебе очень дорого.

Я молчал.

– Вижу, что хоть некогда я была гордой жительницей высокого Трева, ты не удостоил меня даже веревки, а связал руки ремнем от сандалий, будто я презренная рабыня из таверны Ара, которую покупают за плату или проигрывают в карты.

– А ты, Вика из Трева, считаешь себя выше рабыни из таверны Ара?

Ответ ее меня поразил. Она склонила голову.

– Нет, не считаю.

– Ты хочешь меня убить? - спросила она.

Я рассмеялся.

– Понимаю, - сказала она.

– Я спас тебе жизнь.

– Я буду послушна.

Я протянул к ней руки, она посмотрела прямо мне в глаза своими голубыми и прекрасными, подняла связанные руки, положила их мне в руки, склонилась передо мной и негромко, но отчетливо сказала:

– Я, Вика из Трева, полностью отдаю себя Тарлу Каботу из Ко-ро-ба.

Она снова посмотрела на меня.

– Теперь, Тарл Кабот, я твоя рабыня и должна выполнять все твои желания.

Я улыбнулся ей. Если бы у меня был ошейник, я бы одел его на ее прекрасное горло.

– У меня нет ошейника, - сказал я.

К моему удивлению, глаза ее были нежными, влажными, покорными, умоляющими.

– Тем не менее, Тарл Кабот, - сказала она, - я ношу твой ошейник.

– Не понимаю.

Она опустила голову.

– Говори, рабыня, - сказал я.

Она должна была повиноваться.

Говорила она тихо, очень тихо, запинаясь; должно быть, нелегко было гордой девушке из Трева говорить это:

– С тех пор, как я впервые тебя встретила, Тарл Кабот, мне все время снится, что на мне твой ошейник и твои цепи. Мне снится, что я сплю под рабским кольцом, прикованная к ногам твоей кровати.

Мне ее слова показались непонятными.

– Не понимаю.

Они печально покачала головой.

– Это ничего не значит.

Я взял ее за волосы и повернул к себе лицом.

– Хозяин?

Мой строгий взгляд требовал ответа.

Она улыбнулась. Глаза ее были влажными.

– Это значит только, что я твоя рабыня - навсегда.

Я отпустил ее волосы, и она снова опустила голову.

К моему удивлению, я увидел, как она целует жесткую кожу ремня, которым связаны ее руки.

Она посмотрела на меня.

– Это значит, Тарл Кабот, - в глазах ее были слезы, - что я люблю тебя.

Я развязал ей руки и поцеловал ее.