Книга Джентльмен-авантюрист, страница 28 – Джо Беверли

— Лицензия? — Пруденс перевалила взгляд с Кейта на Толлбриджа. — Но мы не можем пожениться.

— Наоборот, — сказал Толлбридж, — вы должны.

— Не могу дождаться, когда ты окажешься под моей защитой, — добавил Кейт.

— Но…

Он снова поцеловал ей руку.

— Доверься мне. Все будет хорошо. — Кейт повернулся к Толлбриджу: — Спасибо, сэр, но у меня есть собственная лошадь. Она в конюшне «Талбот».

Где должен был состояться свадебный обед. Что с ним будет? У Шекспира есть что-то похожее. Хотя у него «от поминок холодное пошло на брачный стол» [3] . А наоборот бывает?

Увы, здесь, в реальных обстоятельствах, Пруденс не могла вообразить, как перережет себе горло или по-другому покончит с жизнью с помощью маленького ножа.

Посмотрев на нее, Кейт Бергойн нахмурился:

— Если я велю привести мою лошадь сюда, у нас найдется время поговорить, дорогая. Нам столько нужно сказать друг другу.

Да уж, действительно нужно. Она ничего не понимает.

Толлбридж послал лакея в «Талбот» и указал на гостиную:

— Хотите перекусить?

Пруденс хотелось бренди, но вряд ли прилично его попросить, поэтому она отклонила предложение. Она осталась наедине с Кейтом. Чувствуя легкую тошноту, Пруденс опустилась на диван, потому что ноги у нее подгибались.

Кейт сел рядом.

— Ты предпочла бы, чтобы брак свершился?

Пруденс уставилась на него:

— С Дрейдейлом? Никогда!

— Тогда почему вверила себя ему?

Пруденс услышала в его голосе сомнение.

— Он лжет! Мы не опередили венчание.

— Тогда почему ты решила довести дело до конца?

— Ты говоришь как инквизитор. Потому что я не видела выхода. Во всяком случае, тогда. И как разглядеть финал, едва поставив ногу на тропу?

— Это сложно, — согласился Кейт. — Но должны быть и другие поклонники.

— Ни одного.

— В это трудно поверить.

Пруденс смотрела в его холодные глаза.

— Мне оценить твой комплимент или обидеться на намек, что я лгу? Больше ни один мужчина не сделал мне предложения. У меня не оставалось другого выбора, кроме как вернуться в бедность. Наверное, следовало выбрать это.

— Твой брат был бы столь жесток?

— Нет. — Пруденс вздохнула. — Но у него мало собственных средств, а у Сьюзен нет причин обеспечивать мне комфортную жизнь. Я стала бы бедной родственницей, зависимой от всего и от всех и обреченной на вечную благодарность. — Пруденс тряхнула головой. — Не будем больше говорить о браке. Нет причин, чтобы ты принес себя в жертву моей гордости.

— Кроме моей чести.

— Чести?

— Как ты помнишь, я твой верный возлюбленный и объявил это перед свидетелями. Если я просто уеду, это охарактеризует меня как подлеца и негодяя.

— Тогда зачем ты это сделал? Почему снова бросился спасать меня?

— Ты об этом жалеешь? И предпочла бы сейчас быть миссис Дрейдейл?

— Да! Нет! — Закрыв лицо руками, Пруденс вскочила. — Хотела бы я снова оказаться во «Дворе белой розы».

— Правда?

Повернувшись, Пруденс увидела, что Кейт встал и улыбается.

— Ох! Ты… Ну и человек! Не сомневаюсь, тебе все легко. Ты даже собственность получил без всякого труда.

— Верно. Но я хочу разделить ее с тобой.

— Нет-нет. Не нужно притворства. Мы едва знаем друг друга.

— Мы провели вместе мало времени, но у меня такое чувство, что я отлично тебя знаю. Я могу понять твое нежелание выйти за меня, но думаю, что ты должна это сделать.

— Чепуха!

Однако где-то в глубине души, всхлипывая, запротестовал внутренний голос. Это не только защита от скандала и Дрейдейла, это снова та внутренняя связь, то ощущение близости, которые отрицали значимость долгого знакомства.

Кейт подошел к окну.

— Привели мою лошадь. Поездка в Дарем и обратно займет большую часть дня. Возможно, кто-то из нас найдет выход, но если нет, мне нужно знать дату твоего рождения и имена родителей.

Несмотря на бездну пугающих проблем, Пруденс вдруг сделалось неловко от того, что придется назвать свой возраст.

— Я родилась 26 сентября 1739 года. Мой отец — Эрон Юлгрейв, мать — Джоан Райт.

— Будет честно поделиться такой же информацией. Я родился 4 февраля 1739 года. Отец — Себастьян Бергойн, мать — Флавия Кейтсби.

Сами имена говорили о разных мирах. Ему следовало жениться на какой-нибудь Флавии, Лидии, Огасте, а не на Пруденс.

— Ты здесь в безопасности?

— На окнах решетки, — напомнила она.

— Но опасность может войти в дверь. Сомневаюсь, что твой разочарованный жених вломится сюда, зато он может подослать кого-нибудь для реванша.

Перед внутренним взором Пруденс предстало лицо Дрейдейла, за миг до того, как он ударил ее, багровое от гнева, с бешеными глазами. Вдруг стало нечем дышать, темная пелена застилала глаза.

— Пруденс! — поддержал ее за талию Кейт.

Подхватив на руки, он понес ее из комнаты, спрашивая дорогу.

— Не надо, правда…

Но миссис Поллок быстро объяснила, куда идти, и Кейт понес Пруденс, как ребенка, наверх, в комнату, где она провела последнюю ночь, по которой шагала до рассвета. Ее уложили на постель, миссис Поллок, беспрерывно бормоча «О Господи, о Господи», подсунула ей под спину взбитые подушки.

— Прости, обычно я не такая слабонервная.

— Этот день был испытанием Боудики.

— Но ты-то не дрогнул.

Похоже, Кейт счел это забавным.

— Приношу искренние извинения, но мое испытание не было столь суровым. Пруденс, если ты действительно хочешь, чтобы я остался…

— Остаться здесь?! — задохнулась миссис Поллок. — Сэр, больше никаких скандалов!

Пруденс упала на подушки и услышала, как потрескивает соломка ее шляпки. Вытащив булавки, она запустила шляпкой в стену. Цветы отвалились.

Катастрофа! Катастрофа! Катастрофа!

Если Кейт Бергойн, воспользовавшись возможностью уехать, не вернется, она не станет его винить. Но что тогда станет с ней?

Миссис Поллок поспешила назад, рядом семенила пожилая горничная.

— Ох, твоя шляпка! Ничего страшного! Не надо плакать, милая…

Она плачет?

— Скоро все уладится, и ты сможешь отдохнуть. Такой день, столько всего случилось, а только полдень миновал!