Книга Туманы Авалона, страница 224 – Мэрион Зиммер Брэдли

Теперь Моргейна вспомнила его; это был сын Уриенса, короля Северного Уэльса. Акколон – вот как его звали; и она побилась об заклад с одной из дам королевы, заявлявшей, что никто не сумеет выстоять в схватке против Ланселета… Она так и не узнала, кто же победил в том споре. Это была та самая Пятидесятница, когда погибла Вивиана.

– Воистину, я помню тебя, сэр Акколон, но тот праздник

Пятидесятницы, как ты знаешь, завершился жестоким убийством, и убита была моя приемная мать…

Лицо рыцаря сразу же приобрело сокрушенное выражение.

– Тогда я должен просить у тебя прощения за то, что напомнил тебе о столь печальном событии. Но думаю, прежде, чем мы разъедемся снова, тут состоится достаточно турниров и учебных боев – мой лорд Артур желает знать, достаточно ли искусны его легионы и по-прежнему ли они способны защитить всех нас.

– Вряд ли это понадобится, – сказала Моргейна, – даже дикие норманны – и те куда-то делись. Ты скучаешь по временам сражений и славы?

Акколон улыбнулся, и Моргейна невольно подумала, что у него хорошая улыбка.

– Я сражался при горе Бадон, – сказал он. – Это была моя первая битва – и, похоже, она же будет и последней. Думаю, мне больше по душе учебные бои и турниры. Если придется, я буду сражаться, но мне куда приятнее биться ради славы с друзьями, не желающими меня убить, на глазах у прекрасных дам. В настоящем бою, леди, некогда восхищаться чьей-то доблестью, да и доблести там маловато, что бы люди ни твердили об отваге…

Разговаривая на ходу, они приблизились к церкви, и теперь звон колоколов почти заглушал его голос – приятный, напевный голос. Интересно, не играет ли он на арфе? Звон колоколов заставил Моргейну резко отвернуться.

– Ты не пойдешь к праздничной обедне, леди Моргейна?

Моргейна улыбнулась и взглянула на запястья Акколона, обвитые змеями. Мимолетным движением она коснулась одной из змей.

– А ты?

– Не знаю. Я думал пойти, чтобы посмотреть на своих друзей, – сказал Акколон, улыбаясь, – но теперь, когда я могу поговорить с дамой…

– Ты не боишься за свою душу? – с иронией поинтересовалась Моргейна.

– О, мой отец так благочестив, что этого хватит на нас двоих… Он остался без жены, и теперь, несомненно, желает оглядеться по сторонам и присмотреть себе следующий объект для завоевания. Он внимательно изучил слова апостола и знает, что лучше жениться, чем распаляться, – а распаляется он, на мой взгляд, куда чаще, чем подобает человеку его возраста…

– Так ты потерял мать, сэр Акколон?

– Да – еще до того, как меня отняли от груди. И мачеху тоже – первую, вторую и третью, – отозвался Акколон. – У моего отца три ныне живых сына, и он не нуждается в наследниках. Но он слишком благочестив, чтобы просто взять какую-нибудь женщину себе на ложе, потому ему придется снова жениться. Старший из моих братьев уже женат и тоже имеет сына.

– Так твой отец породил тебя уже в старости?

– В зрелые годы, – сказал Акколон. – И я не так уж юн, если на то пошло. Если бы не война, пришедшаяся на мои молодые годы, меня могли бы отправить на Авалон, изучать мудрость его жрецов. Но к старости отец обратился в христианство.

– И все же ты носишь на теле змей. Акколон кивнул.

– И знаю кое-что из мудрости Авалона – хотя и меньше, чем мне хотелось бы. В наши дни для младшего сына остается не так уж много дел. Отец сказал, что на нынешнем празднике он подыщет жену и для меня, – с улыбкой произнес рыцарь. – Жаль, что ты происходишь из столь знатного рода, леди.

Моргейна вспыхнула, словно юная девушка.

– О, я все равно слишком стара для тебя, – сказала она. – И я – всего лишь сестра короля по матери. Моим отцом был герцог Горлойс, первый человек, которого Утер Пендрагон казнил как предателя…

После краткой паузы Акколон сказал:

– Возможно, в наши дни стало опасно носить на теле змей – или станет, если священники возьмут больше власти. Я слыхал, будто Артур взошел на трон при поддержке Авалона и что Мерлин вручил ему священный меч. Но теперь он сделал свой двор христианским… Отец говорил, что боится, как бы Артур не отдал эту землю обратно под власть друидов – но на то не похоже…

– Это правда, – отозвалась Моргейна, и на мгновение гнев сдавил ей горло. – И все же он до сих пор носит меч друидов… Акколон внимательно взглянул на собеседницу.

– А ты носишь полумесяц Авалона.

Моргейна покраснела. Все уже пошли на обедню, и двери церкви затворились.

– Дождь усиливается. Леди Моргейна, ты промокнешь и простудишься. Тебе следует вернуться в замок. Придешь ли ты сегодня на пир и согласишься ли сесть рядом со мной?

Моргейна заколебалась, потом улыбнулась. Ни Артур, ни Гвенвифар явно не захотят, чтобы в столь великий праздник она сидела за их столом.

"Она ведь должна помнить, каково это – пасть жертвой похоти Мелеагранта… неужто она посмеет обвинять меня – она, искавшая утешения в объятиях лучшего друга своего мужа? О, нет, это не было изнасилованием, отнюдь – но все же меня отдали Увенчанному Рогами, не спрашивая, хочу ли я того… не плотское желание привело меня на ложе брата, а покорность воле Богини…"

Акколон стоял, ожидая ответа Моргейны, и с нетерпением глядел на нее.

«Если я соглашусь, он поцелует меня и будет молить об одном-единственном прикосновении».

Моргейна знала это, и эта мысль была бальзамом для ее уязвленной гордости. Она улыбнулась Акколону, и у рыцаря перехватило дух.

– Приду, если мы сможем сесть подальше от твоего отца.

И вдруг ее словно громом поразило: точно так же смотрел на нее Артур.

«Так вот чего боится Гвенвифар! Она знала то, чего не знала я – что стоит мне лишь захотеть, и Артур отмахнется от всех ее слов. Меня он любит сильнее. Я не испытываю вожделения к Артуру, для меня он – всего лишь любимый брат, но Гвенвифар этого не знает. Она боится, что я пушу в ход тайные чары Авалона и снова заманю Артура к себе на ложе».

– Прошу тебя, вернись в замок и смени… смени платье, – пылко произнес Акколон.

Моргейна улыбнулась рыцарю и коснулась его руки.

– Увидимся на пиру.

Всю праздничную службу Гвенвифар просидела одна, стараясь успокоиться. Архиепископ прочел обычную проповедь о дне Пятидесятницы, повествуя о снисхождении Духа Святого, и Гвенвифар подумала: «Если Артур наконец-то покается в своем грехе и станет христианином, я должна буду возблагодарить Святого Духа за то, что сегодня он снизошел на нас обоих». Она сложила руки на животе; сегодня они возлежали вместе, и может быть, на Сретенье Господне она уже будет держать на руках наследника королевства… Королева взглянула на Ланселета, стоявшего на коленях рядом с Элейной. К зависти своей Гвенвифар обнаружила, что талия Элейны вновь раздалась. Еще один сын или дочь. «И теперь Элейна красуется рядом с мужчиной, которого я любила так долго и так сильно, чьего сына я должна была родить… что ж, мне придется склонить голову и смириться на некоторое время; я сделаю вид, будто верю, что ее сын унаследует трон Артура… Ах я грешница! Я твердила Артуру, чтобы он смирил гордыню, а сама полна гордыни».