Онлайн книга «Обитель»
Красноармеец выругался и назвал фамилию в третий раз, добавив: – …Который, мать его дрыном в глотку, Артём! – Вот он сидит! – сказал Филиппок, усевшись и показывая на Артёма рукой. – Здесь! Вот! Артём взял мешок и, не глядя ни на кого, пошёл к выходу. Последним мелькнуло: владычка крестил веснушчатой рукой его спину. * * * – Мешок-то куда? Ещё покрывало возьми с подушкой, – сказал красноармеец, скалясь. – А то и диван волоки. Будешь как Иван-дурак на печи. Лицо у него было как картошка в мундире, лопнувшая улыбкой. “Словоохотливый…” – выпало в сознании Артёма единственное слово, но оно зародило способность к мышлению. Артёму пришлось возвращаться обратно к своему к дивану. Владычка принял мешок в руки и сказал уверенно: – Сберегу до твоего возвращения. На улице шёл дождь, Артёма привели в ИСО, он успел немного промокнуть, и остыть, и продышаться. До сих пор он внутри этого здания не был – и не стремился туда. Пройдя мимо пивших кипяток дежурных внизу, поднялись на третий этаж, красноармеец крикнул, приоткрыв дверь безо всякой надписи: – Привёл заключённого из лазарета! – и назвал фамилию, в четвёртый раз её переврав. Артём даже засмеялся – негромко, но искренне. Его точно привели не на расстрел – это уже было весело. В кабинете сидела Галина за громоздким и некрасивым столом. Или, быть может, сама она была стройна и по-женски деловита настолько, что стол казался таким чрезмерным, грубым. На столе стояла печатная машинка, крупная и тяжёлая, как трактор. Вся комната, кроме окон и стены за спиной Галины, была заставлена стеллажами. Там, видимо, хранились дела лагерников. Она произнесла фамилию Артёма без единой ошибки: – Горяинов? – Да. Я. – Артём? – Артём Горяинов. Да. Галина трогала бумаги на столе, но было видно, что она и так всё помнит отлично. – Садитесь, – сказала она через минуту, как будто не помнила, что он стоит. “Всё ты помнила…” – подумал Артём и сел на табурет у стола. Табурет был шаткий. Он попробовал, чуть привстав, его установить понадёжней, но Галя попросила: – Сидите спокойно. Артём уселся, однако ноги пришлось держать в напряжении – всё время казалось, что он сейчас завалится вместе со стулом на пол. Даже в виске заныло и в ребре отдалось. “Лучше б я стоял…” – подумал Артём. – Вот донесение… – Галина читала одну из бумаг и морщилась: видимо, от помарок и несуразностей письменной речи, – “…в ходе проверки обнаружил в мешке Горяинова карты игральные…”. – Карты не мои. Я играть-то не умею. Мне их подкинули, – быстро сказал Артём. Галина подняла глаза – они были зелёного цвета, – и очень спокойно, почти без эмоций, произнесла: – Я. Ещё. Ничего. Не. Спра. Ши. Ва. Ла. Артём замолчал. Галина карандашом почесала лоб так торопливо, словно там только что сидела муха и теперь осталась щекотка от мушиных лапок. За спиной Галины на стене висели бликующие, чистые – видимо, протёртые – портреты Троцкого и Дзержинского. Ленина почему-то не было. Стараясь не привлекать внимания, Артём скосился в одну сторону, в другую – вдруг главный большевик где-то ещё есть, пока не замеченный… впрочем, крутить головой не стоило – Галя чуть сдвинула бумаги, и Артём увидел на столе, под стеклом, портрет Ленина из “Огонька” и рядом – портрет Эйхманиса, вырезанный из газеты и наклеенный на толстую бумагу или картон: чтоб не смялся и не стёрся. – Откуда карты? – спросила Галина. – Я объясняю, – терпеливо повторил Артём. – Не мои. Подбросили. – Афанасьев? – быстро спросила Галина. – Почему? – спросил Артём, шатнувшись на стуле и с трудом удержавшись. – Афанасьев играет в карты. – Может, играет, но не рисует, – пожал Артём плечами. – Но карты у него могли быть? – спросила Галина. Артём опять пожал плечами, на этот раз ничего не говоря. Галина ироническим взглядом оценила этот жест. Артём почувствовал себя глупо: “Жму плечами, как гимназист…” – Индус Курез-шах действительно не умеет говорить по-русски? – прозвучал неожиданный вопрос. – Я не знаю. Он только пришёл, а я… попал в больницу, – Артём улыбнулся. – Василий Петрович ничего не говорил о своём прошлом? – Что-то было… – Что? – Занимался охотой. У него была собака Фет. Он из образованной семьи, отец говорил на нескольких языках… – Артём неожиданно понял, что ничего толком о Василии Петровиче не знает. – Во время Гражданской войны он чем занимался? – бесстрастно спросила Галина, по-прежнему разглядывая разные бумаги на столе и время от времени трогая карандашом свой висок. Глядя на это, Артёму самому сильно захотелось почесать там, где ещё вчера были нитки. – Воевал, – неуверенно ответил Артём. – С кем? Артём озадаченно молчал. Как-то нужно было грамотно и необидно ответить: с вами? С большевиками? – Слушайте, вы у него спросите, я на самом деле не очень знаю. Я просто всегда был уверен, что он сидит как каэр, – ответил Артём. Его куда больше волновало, что в комнате явственно пахло духами. Он даже немного захмелел от этого запаха: никаких духов он не слышал уже давным-давно. – А вы что не воевали? – спросила Галина. – С кем? – спросил на этот раз Артём. Галина, в отличие от него, долго слов не подбирала. – С нами, – ответила она просто. – Или против нас. Артём мысленно отметил, что и “с нами”, и “против нас” вполне может означать одно и то же, и особого выбора тут нет. – Вы же знаете, я по возрасту не подлежал призыву. – Афанасьев не рассказывал, встречался ли он с поэтом Сергеем Есениным накануне его самоубийства? – спросила Галина. “Прыгает с места на место”, – быстро подумал Артём и тут же ответил: – Нет. Галина аккуратно прихватила самый кончик карандаша зубками. В одном из соседних помещений кто-то болезненно и коротко вскрикнул – словно человека ударили, и он тут же потерял сознание. На крики Галина не отреагировала, даже не подняла глаз, только, убрав карандаш, быстро облизала губы кончиком язычка. |