Онлайн книга «Ученик философа»
|
Перси (из богатых Боукоков, кузен Габриель) спросил у Брайана: — Как вы думаете, согласится профессор Розанов прочитать лекцию в Эннистон-Холле? — Понятия не имею. Я что, нянька старому дураку? — ответил Брайан. Брайан был так груб, что люди порой говорили: он тот же Джордж, только на другой лад, но это был лишь façon de parler [69] . — Подскажи мне идею для песни, — сказал Том Адаму. — Зачем? — Затем, что мы со Скарлет-Тейлором собираемся написать шлягер и заработать кучу денег. — Ничего подобного, — возразил Эмма. — Я напишу слова, а он музыку. Придумай что-нибудь. Для песни на самом деле нужна только одна строчка. — Как насчет… ну… «это всего лишь я»? «Просто я». — «Просто я»? — Да. На листе сидят две улитки, каждая со своей стороны. Потом одна переползает на другую сторону листа и говорит другой: «Это просто я». — Обязательно улитки? — спросил Том, подумав. — Я вижу улиток, — твердо сказал Адам. — По-моему, это гениально, — заверил Том. Миссис Осмор спросила Эмму, как ему нравится Эннистон. Очень интересный город, ответил Эмма. — Вы ирландец, мистер Тейлор? — Да. — О, я знаю. Все скорби Ирландии! Должно быть, вы нас ужасно ненавидите за то, что мы до сих пор оккупируем вашу страну. Эмма мило улыбнулся. — Это Том Маккефри? — спросила Перл. — Да. — Он вырос. — Он не такой хорошенький, как был, — заметила Диана, питавшая к Тому странные чувства. — Как дела в Белмонте? — спросила Перл у Руби. — Плохо. — Что такое? — Лиса. Лиса вредит. Это было старое цыганское поверье. — Не говори глупостей, — отозвалась Диана. — Будет беда. — Ты, наверное, пойдешь повидаться с профессором Розановым? — спросила Диана у Перл, — Он тебе должен заплатить выходное пособие? — Насколько я знаю, нет. — Нынче плохо с работой. — К счастью, мне работа не нужна. — Что ты сразу обижаешься. — Ты сейчас к нему идешь? — спросила Руби. — Не сейчас. — Завтра? Он вернулся в старый дом в Заячьем переулке — странно, правда? — спросила Диана. — Ты где остановилась? В Королевском отеле, наверно? Перл залилась краской. Розанов не сказал ни ей, ни Хэтти, что едет в Эннистон. Она думала, что он в безопасном далеке — в Калифорнии. Если он ее увидит… Пылая от стыда, она огляделась в ярком солнечном свете. Произнесла: — Мне надо бежать, нужно позвонить, спасибо за компанию. Повернулась и бросилась к выходу. — Что это вдруг на нее… — начала Диана. — Мадам идет, — сказала Руби. Так она до сих пор иногда величала Алекс. Пошел дождь. — Раскрой зонтик, промокнешь, — сказал Том Эмме. — Иди оденься, ты дрожишь. — Нет. — Ну, мне холодно на тебя смотреть. — Смотри, вон Джордж. Эмма, уже раскрывший зонтик, снова закрыл его. Джордж в черных плавках застыл на краю бассейна. Он вглядывался в даль и думал. Сегодня утром он опять спросонок слышал птиц, говорящих по-человечьи. Потом подумал, что это Стелла говорит за дверью, на лестнице, только там никого не было. Он пошел в сад и увидел, как рыба плывет в вершине дерева, но это был лишь заблудившийся обрывок сна. Он позвонил в Эннистонские палаты и выяснил, что Джон Роберт снял там номер. Он пошел в библиотеку, чтобы доподлинно узнать, что случилось со Шликом, но не нашел ни одной книги про Шлика. Выходя из воды, он заметил Диану, понял, что и она его заметила, видел, как она медленно отвернулась и ушла. Конечно, ему очень хотелось пойти к Диане, оказаться в привычной комнате, втягивать запах ее сигарет, держать ее за руку, больше ничего. Но он боялся идти. Сейчас нельзя быть слабым, мягким, позволить себя утешать. Он думал, что, пожалуй, разрыдается там, в комнате, держа руку Дианы. В Джордже сидело что-то — не он сам, что-то мелкое, даже жалкое, замызганный зверек, противно скулящий. Джордж убил бы мерзкую испуганную тварь, если б мог. Против нее он сейчас созывал армию своих обид на весь мир, чувство вселенской несправедливости, ненависть к врагам, давнее, абсолютное презрение к женщинам. Дождь хлестал его по голове, отчего волосы еще сильнее потемнели и прилипли к черепу. Капли дождя скатывались с тела, загорелого, как у всех солнцелюбивых эннистонских пловцов. Дождь усеял его тело блестящими точками. Валери Коссом, глядевшая на него через серую рябь воды, стиснула руки на груди, а душу укрепила мыслями о генеральной линии партии. Она никогда еще не говорила с Джорджем. Она спрашивала себя, случится ли это когда-нибудь. — Представь меня Джорджу. — Нет. — Боишься. — Ой, Эмма… — Тогда я сам сейчас представлюсь. — Ты не знаешь… стой… ладно, как хочешь. Том, почти голый, и Эмма, полностью одетый и все сильнее промокающий, поскольку так и не раскрыл зонтик, прошествовали вдоль бассейна, потом повернули и пошли вдоль другой стороны к Джорджу, одиноко стоящему под дождем, который к этому времени, хлеща и кусая, загнал почти всех купальщиков обратно в воду. Джордж заметил приближающихся, затем узнал Тома и едва заметно повернул голову. — Джордж… привет… Джордж так и стоял, слегка повернув голову, косясь в сторону брата, но не глядя на него. У Тома в голове возник странный образ, похожий на воспоминание, — безумец, сидящий в шкафу. Том остро ощутил то, что раньше лишь смутно улавливал, — исходящую от Джорджа жуть, неприятную, как запах призрака. Том продолжил: — Познакомься, это мой друг, Эммануэль Скарлет-Тейлор. Джордж ничего не сказал. Он шевельнулся. Том дернулся. Джордж, все так же не глядя Тому в лицо, схватил его за руку, на миг очень сильно сжал, потом отпихнул ладонью, одновременно вернувшись в прежнюю созерцательную позу. Том отступил, врезался в Эмму, резко повернулся и повел его прочь. — Ты дебил. — Извини… — Ты же видишь, какой он. Точнее, не видишь. — Ну и какой же? — А, да ну его в жопу. Я замерз, как собака. Пойду оденусь. |