Онлайн книга «Человек случайностей»
|
* * * – Значит, отец тебе звонил? – спросила Грейс. – Да, – ответил Людвиг. Они сидели в гостиной поместья Питта. Клер и Джордж уехали на уик-энд к Арбатнотам. – Удалось поговорить, хорошо было слышно? – Очень хорошо. – Телефон – это невероятное изобретение. Звонят из Америки, а слышно так, будто сидишь в соседней комнате. – Да. – А который час был в Америке, когда он звонил? – Два часа ночи. – Странное время для звонка. – Отцу надо было застать меня дома. – Вечно путаюсь с этим временем и в какую сторону надо считать. А какая там погода? – О погоде не говорили. Людвиг сидел, выпрямившись, на диванчике, руки сложил на коленях и упорно всматривался в розовую керамическую вазочку на камине. Грейс расставляла цветы, фиолетовые и белые георгины из сельского сада Арбатнотов, – Карен принесла их утром. – Очень мило, что Карен их принесла, правда? – Да. – Карен прекрасно выглядит в платье дружки. Я тебе еще не говорила, что Генриетта Сейс хочет нарядиться пажом? Такой смешной ребенок. Людвиг молчал. Грейс внимательно посмотрела на жениха, потом спросила: – Есть какие-то новости о Дорине? – Откуда? – Почему «откуда»? – Думаешь, если бы какие-то новости были, я бы с тобой не поделился? – сказал он, напряженно глядя на нее. – Я просто так спросила, не сердись. – Прости, киска. Я не сержусь, просто… – Сердишься, я вижу. Мне кажется, ты часто сердишься, только не показываешь. Так нельзя делать. – Прости, любимая. – Отец тебя расстроил? – Да. – Но ты не огорчайся. Что дальше будем делать? О, я уже знаю, пойдем в новое кафе на Хай-стрит. Можем там перекусить. Потом на метро проедемся до Чаринг-Кросс и перейдем по Хангерфордскому мосту в галерею Хейворда. Мы еще не были на выставке этого, как его… забыла. Потом ты сможешь пойти в Британский музей и немного поработать, или пойдем ко мне, если хочешь… а позднее… – Киска, прости… я чувствую, что мало с тобой разговариваю. – Разговаривай. Тебе никто не мешает. – Ты меня перебила. – Людвиг, я не понимаю, в чем дело! – Как только я начинаю говорить о чем-то серьезном, ты сразу становишься какой-то чужой, отвечаешь невпопад и сменяешь тему. Тебя не интересуют важные вопросы… – И совсем не так. Интересуют не меньше твоего. Но у тебя своя манера выражаться, а у меня своя. Я не легкомысленная, ты прекрасно знаешь. Не будь несправедливым. – Да, знаю, прости… Но ты мне не даешь сказать. – Не даю сказать? Такому умному-разумному? – Да. Ты прекрасно понимаешь, на что я намекаю. Тебе не хочется говорить о… Избегаешь таких тем… И мне не разрешаешь… – Людвиг, милый, ну что ты? О чем это я не хочу говорить и тебе не разрешаю? – Например, о Дорине. – Но что может получиться из нашего разговора о Дорине? Ей эта бесконечная болтовня не поможет. Мои родители все время толкут воду в ступе. Хочешь, чтобы мы стали похожи на них? – Нет, но… ты относишься к этому как к пустяку… ведь с Дориной могло случиться что-то плохое… ужасно, что она исчезла, просто страшно. – Ужасно, я согласна, если с ней что-то случилось, но я уверяю тебя, с ней ничего не случилось. Сидит у кого-то из знакомых, только чтобы вы понервничали. Она любит дразниться. – Дразниться? Это слово совсем к ней не подходит. – Я знаю, что ты очень ее полюбил. – Ты ревнуешь? Но это же глупо! – Вовсе не ревную! Вот еще не хватало! Или прикажешь ревновать? – Ножницы, которыми она подрезала цветы, звякнули на столе. День был пасмурный, за окном накрапывал холодный дождь. – Нет, ну что ты, нет! Ну киска! Просто ты сознательно закрываешь глаза на то, что творится в этом мире. – Ни на что я не закрываю глаза. Вижу даже больше, чем тебе кажется. Только я держу язык за зубами. – Может, я плохо тебя понимаю… в Ирландии… ты не хотела говорить даже о Шарлотте и не хотела, чтобы я ее навестил. – Ты опять о своем. Шарлотта чувствует себя прекрасно. Неудавшееся самоубийство – лучший способ завоевать всеобщую симпатию. Шарлотта превратилась в примадонну, но Дорина, исчезнув без предупреждения, похитила, увы, часть аплодисментов. – Киска, не надо быть такой жестокой. Шарлотта и в самом деле хотела покончить с собой. – Ой-ой-ой! – Чудом Гарс оказался там и спас ее. – Жалеешь, что не ты? – Тебе надо бы ее навестить. – А ты на самом деле вовсе о ней и не думаешь. То есть ты слишком много о ней как бы думаешь. А на самом деле только о себе. Жалеешь, что не ты спас Шарлотту, потому что тогда тебя считали бы героем. А так вся слава досталась Гарсу. – Нет, – задумчиво ответил Людвиг, – я понимаю твою мысль, но ты ошибаешься. – Называешь себя ученым, но не умеешь объяснить, что думаешь и чувствуешь… – Это не так-то легко. И хорошо, если есть возможность объяснить… – Объясни! – Я не завершил свою мысль. Если есть возможность объяснить… жене… которая умеет выслушать. Я чувствую, что не могу, не получается высказать тебе свои самые глубокие мысли… – По-твоему, все женщины – дуры? – Нет, я так не говорил. – Ах, вот как! Значит, другие умные, только не я. Ты, наверное, хотел жену умную, а не такую дурочку, как я. – Лапка… – Знаю, я не очень образованная. Знаю, что твой отец против меня. – Но… – Да. Я читала его письмо. – Лапка… – Конверт торчал из кармана твоего пиджака. Ты думаешь, мне легко было об этом не упоминать? Муж и жена не должны упрекать друг друга по пустякам. Иногда лучше промолчать. – Лапка, любимая… – Если ты говорил с отцом, то, наверное, скоро уедешь в Америку? – Ну что ты! – Мне никогда не было спокойно рядом с тобой. А ты говоришь, что я избегаю тревог. Я живу тревогами, дышу ими. – Я понимаю, прости меня… – Ничего ты не понимаешь. И не представляешь, как мне больно. Твои знакомые из Оксфорда презирают меня. – Глупости, лапка! Но ты хочешь, чтобы мы жили, отгородившись от всех остальных. |