Онлайн книга «Честный проигрыш»
— Ты все излишне драматизируешь, Хильда. И, насколько я помню, в Патни, где Таллис жил с Морган, тоже все было вверх дном. — И я всегда считала это дурным знаком. Если люди живут в любви, вокруг них всегда порядок. — Абсурд. И не станешь же ты отрицать, что эти двое любили друг друга? — Возможно. Но полной уверенности я не испытывала. И еще: они оба были какие-то не от мира сего. — Жалко, что у них не было детей. — Не знаю, хотела ли Морган ребенка. Ей хотелось свободы, чтобы всегда быть готовой к новому. А Таллис, конечно же, не без странностей. В четырнадцать лет потеряв сестру-близнеца, он свихнулся, да так и остался свихнутым. — Никогда в жизни не встречал человека более уравновешенного, чем Таллис. — Так и ждала, что ты это скажешь, милый. Однако я всегда была уверена, что из их брака ничего хорошего не выйдет. — Правильней было бы не повторять это так часто. Бывает, что прорицателям не прощают. — Морган простит мне что угодно. И я ей — тоже. — Знаю. Вы с ней очень близки. — И тебе даже не представить, как близки. — Ты даешь мне повод для ревности! — Не глупи, милый. — А ты ведь немножко собственница в том, что касается младшей сестры.. — Конечно. И всегда считала всех ниже ее. — То, что ты очень хорошенькая, а она — нет… — Не играет здесь никакой роли. У Морган интеллектуальное лицо. И какой ум! Она могла бы выйти замуж за кого угодно. Таллис совсем не тот, кого ей следовало выбрать. Ей нужен человек с большим чувством собственного достоинства. — Или тот, кто стал бы ею командовать. — Нет, Руперт. Морган тоже за демократию. Если бы Таллису удалось найти приличную работу, в университете… А это возможно, если только он постарается… — Но он всегда был «вторым»… — Ой, только не заводи речь об этих лидерах с врожденным чувством первенства и превосходства. Таллис бесспорный интеллектуал или, во всяком случае, стал бы таким, если б хоть чуточку подтянулся. Что у него с этой книгой о Марксе и де Токвиле, за которую он принимался? — По-моему, заброшена. — То-то и есть. Всегда у него несуразица, дилетантство, неспособность довести дело до конца. Это дурацкое преподавание в вечерних школах, попытки стать социальным работником. И все без результата, все брошено где-то на середине. В этом есть что-то жалкое. И потом: лучше бы он нормальнее реагировал на Морган. — Ты хочешь сказать — ревнивее? — Да. И, пожалуйста, не говори, что быть выше ревности — благородно. — Я как раз собирался. — Природу не обманешь, физиологию — тоже. — Лично мне широта души импонирует. Но вообще-то, моя дорогая Хильда, откуда мы знаем, ревнует он или нет. Таллис ведь не обязан рассказывать нам об этом. — Конечно. Но ему не хватает полета. И он такой недотепа. — Мне кажется, что он просто дико устал. — Устал? А как же иначе! Хватает больше, чем может осилить. Потом не выдерживает, надрывается. С тех пор как ушла Морган, он вообще ни на что не способен и ему ничто не удается. — Мы с тобой в этой жизни редкостные удачники и не можем почувствовать, каково это. И все-таки ты, дорогая, я думаю, слишком строга к тем, кому что-то не удается. — Да, я действительно считаю, что способность добиваться результата — непременный элемент нравственного поведения. Умение придать жизни целостность и разумно использовать данные от природы таланты должно быть свойственно каждому настоящему человеку. А Таллис подает Питеру очень опасный пример. Похоже, он не понимает, что ему по плечу, а что — нет. Это совместное проживание с престарелым отцом — просто безумие. Желание взять к себе Питера — тоже. Да, а ты знаешь, что Таллис говорит Леонарду «папочка»? Взрослый мужчина, который называет отца папочкой, — это вообще запредельно. — Запредельно, Хильда? И за какие же пределы это выходит? — Оставь этот большевистский напор, Руперт. «Да, папочка», «Конечно, папочка». Может быть, это и безобидно, но все же указывает на какую-то неполноценность. А Леонард не дурак, хотя и со странностями. Теперь мне даже легче с Леонардом, чем с Таллисом. — Леонард очень любил Морган. — И этот разрыв был для него тяжелым ударом. Пожалуй, я съезжу к ним завтра. У тебя найдутся спичечные коробки для Леонарда? — Надо взглянуть. А что ты собираешься сказать Питеру? — Ничего нового. У меня нет к нему подхода, солнышко. Ты знаешь ведь, как это происходит. Чуть что, мы оба начинаем горячиться, а потом Питер погружается в эту ужасную непроницаемость. О, Господи! — Я все время виню себя… — За что? Это самый страшный вопрос. За что? В чем мы ошиблись с Питером? Ты должен, не откладывая, снова с ним увидеться. Это необходимо, Руперт. — Когда мы видимся, я сразу же оказываюсь в роли сурового отца. Вовсе себя таковым не чувствую, но это происходит как-то механически. — Знаю. И, боюсь, все наши рассуждения были такими же механическими. Мы были так уверены, что, если Кембридж представляется ему затеей богачей, он с радостью будет помогать Таллису возиться с ямайцами. Но, похоже, и это ему совсем не по вкусу. — Хоть бы он захотел поехать за границу! Я в его возрасте… — Да, конечно. Когда вы в последний раз виделись, Таллис сказал тебе что-нибудь новое? Впрочем, откуда у него новости! — О Питере? Он обронил что-то таинственное. Сказал, что Питер не слишком тверд в разграничении своего и чужого. — Что он имел в виду? Не хочет же он сказать, что Питер ворует? — Я не стал углубляться в этот вопрос. Меня и так вымотали предыдущие полчаса с Питером. Да еще куча негритят визжали тут же, на пороге. — Дорогой мой, боюсь, что Таллис действует тебе на нервы. Как и мне. — Он просто не понимает, что приличия требуют иногда закрыть двери. — И потом, Таллис вечно все раздувает. Ему приятнее, когда вокруг полный кошмар. — Это присуще всем несчастливым людям. — Думаю, стоит пригласить Таллиса сюда, все обсудить и выработать новый план действий. Черт! Это немыслимо: ведь здесь будет Морган! — Мне кажется, Таллис уже не способен влиять на Питера. У него был какой-то авторитет. Теперь это утрачено. — Прежние мерки утрачены. Люди перерастают Таллиса. Уверена, именно это случилось с Морган. Но, Господи, как я хочу, чтобы хоть кто-нибудь уговорил Питера вернуться в октябре в Кембридж! — Может быть, разговор с Акселем… — Я тоже думала об этом. Но Питер, судя по всему, отдалился от Акселя. Раньше тот ему нравился, но в последнее время… И потом, Питер никогда по-настоящему не ладил с Саймоном. |