Онлайн книга «Честный проигрыш»
Руперт тоже явно не понимал, как держаться. Был, судя по всему, настроен на то, чтобы максимально ее успокоить, а совсем не на то, чтобы повторить вслух пламенные признания из своего письма. Атмосфера встревоженно-озабоченного внимания к настроению спутницы, естественно, не располагала его к каким-либо бурным признаниям. Но это поразительное письмо лежало у нее в кармане. Настал момент сказать, как глубоко я тебя люблю… Мне не под силу больше держаться роли преданного и всегда готового прийти на помощь друга… Так долго сдерживаемая необходимость приблизиться и узнать тебя лучше… Я так долго восхищался тобой… Время подскажет нам, как быть… И так далее и так далее, страницы, исписанные мелким, почти неразборчивым почерком Руперта, много вычеркиваний и торопливыми каракулями указанное места свидания в самом конце. Не жалеет ли Руперт об этом письме? — думала Морган. Его смущение наводило на мысль, что так, пожалуй, и было. Но она понимала, что ни за что не задаст ему вопрос. То, что такой человек, как Руперт, написал это письмо — импульсивное, неосторожное, даже беспечно-необдуманное, — было и в самом деле чем-то из ряда вон выходящим. И все-таки с первой минуты Морган была в упоении оттого, что глубокомысленный, сдержанный муж сестры прислал ей это безоглядное восторженное признание. Значит, сюрпризы все-таки бывают. Она вспомнила слова Джулиуса о потаенной стороне жизни Руперта, о его мятущейся душе, глубоко спрятанной тоске, безудержных горьких слезах. Теперь она прикоснулась ко всему этому, хотя, может, всего на одну минуту. Сожалея и тут же готовясь к худшему, она прикидывала, не попросит ли Руперт помочь ему снова натянуть на лицо привычную маску. Но ведь в любом случае эту маску уже не приклеить. Теперь я узнала его гораздо ближе, думала Морган. Руперт нуждается во мне. Мы связаны навеки. О Хильде в письме говорилось лишь косвенно. У нас обоих есть свои обязательства. Да, правда, есть еще Таллис. Внезапно Морган осознала, что всегда бессознательно надеялась, что именно Руперт поможет ей разобраться в ее чувствах к Таллису. Но она и представить себе не могла, что эта помощь придет таким образом. Раздумывая все утро над письмом Руперта, и до визита Джулиуса, и после, она поняла, что всегда чувствовала себя естественнее с Рупертом, чем с Таллисом или Джулиусом. Таллис был ее странной выдумкой, Джулиус — прекрасной, но случайно вторгшейся в ее жизнь разрушительной силой. Что же касается Руперта, то его мужские, интеллектуальные, личностные свойства были созвучны ей, он был человеком, по-настоящему глубоко ее интересовавшим, и тем, с кем она могла разговаривать. Руперт мог бы сделать ее счастливой. Невыполнимость этого заставила ее огорченно спуститься с небес на землю. Да, она была глубоко взволнована, но и серьезно напугана. В голове не укладывалось, что она разрушает гармонию брака Хильды. И все-таки вот оно: перед ней отчетливо вырисовывается ситуация, угрожающая любимой сестре. Хильда не должна этого знать. Если суждена боль, ее должны вынести они с Рупертом. С чувством, похожим на радость, она поняла, что сумеет справиться. Заслонит Хильду, всегда делившую с ней все напасти. Встав рядом с Рупертом, поможет ему одолеть снедающую его печаль, сохранит тайну его мук и своим терпением сгладит неистовость его любви. И решимость взяться за эту опасную и трудную работу даст ей то, что, пусть и не очень-то доверяя себе, она незыблемо верит в мудрость его ума. — Я доверяю твоей мудрости. Доверяю ей и доверяю тебе. — Ты уже доказала мне свое доверие. Надеюсь, что смогу оказаться достойным его, — сказал Руперт. — Хильда не должна знать. Глядя на солнце, Руперт хмурился. — Обманы мне ненавистны… — Я знаю. Но это великодушнее. Как можно сказать ей такое? — Хорошо, пусть это пока будет нашей тайной, — согласился, подумав, Руперт. — Да-да. Разговор был безумно труден для Морган. Она с большой осторожностью отбирала слова и фразы и видела, что Руперт поступал так же. С каким-то болезненным удовольствием она оттягивала момент, когда наконец возьмет его за руку. — Руперт, — сказала она. — Я думаю, ты очень правильно оценил ситуацию, когда говорил о необходимости пройти сквозь, а не бежать прочь. Мы ведь и раньше всегда любили друг друга, правда? Щитком из ладони Руперт прикрыл глаза. Во всех движениях сквозила неуверенность, опаска. — Да, — выговорил он наконец. — Значит, случившееся вовсе не так неожиданно и странно. Конечно, наши отношения стали другими, должны стать другими. Конечно, ты, я думаю… и смущен, и расстроен. Но если мы поймем, что хотим продолжать общаться, не станут ли новые встречи естественным продолжением старой дрркбы? Не правильнее ли всего взглянуть на это так? И если мы сохраним крепость духа и будем всерьез заботиться друг о друге, не поведет ли нас это продолжение по правильному пути? — Я восхищаюсь твоей уверенностью и твоим здравомыслием… — Ты знаешь, мне кажется, это должно было случиться, это уже вызревало. — Не уверен, что я ощущаю это именно так. Но, как уже сказал, ощущаю серьезность и глубину и не подозреваю тут случайный всплеск безумия. — Конечно, все это глубокие чувства, Руперт. Ведь речь идет о тебе, так разве это может быть иначе? — Ну что же, думаю, мы должны… справиться с бурей. — Ты такой озабоченный, Руперт, такой печальный. Встряхнись, дорогой. Мы с тобой будем регулярно видеться. Постепенно лучше узнаем друг друга. Оба мы люди рациональные. Не волнуйся, и я тогда тоже не буду волноваться. — Я надеюсь, что все это… будет не слишком болезненно для тебя. — Как трогательно ты обо мне заботишься, мой дорогой. Нет. Это будет болезненно для тебя. Но мы вместе выдержим эту боль. — Мне тяжко хранить это в тайне от Хильды, но я понимаю: другого выхода нет. Ты говорила что-нибудь Таллису? — Ну разумеется, нет! Это совсем не касается Таллиса. — Нет, дорогая, по-моему, в каком-то смысле… — Я не согласна. Ведь ничего не произойдет. Это наша с тобой забота, Руперт, только наша, твоя и моя. — Не понимаю, освободилась ли ты от Таллиса… я имею в виду — эмоционально. Для него это важно, подумала Морган. Надо его успокоить. — Да, — сказала она. — Думаю, это так. Кое-что продолжает меня тяготить. Но из дебрей я все же выбралась. — Выбралась ли? — подумала она. Сейчас ей было понятно только одно: необходимо полностью сосредоточиться на Руперте. — Все это так сложно, — со вздохом сказал Руперт. — Ты сильнее меня. Женщины часто оказываются сильнее в такие минуты. Тебе дано ясно мыслить, ты спокойна. А я все беспокоюсь о тебе. Боюсь, что мои действия причинят тебе еще худшую боль. Представь себя на моем месте. — Но, дорогой мой, я как раз делаю это с легкостью. Отчетливо вижу все: замешательство, муки совести, боль. Но решив — пользуясь твоими словами — выстоять в бурю, мы должны просто доверять друг другу и ждать, чтобы время и наша взаимная нежность помогли нам построить глубокие отношения, те, что останутся с нами навсегда. Мы оба хотим этого, да, Руперт? |