
Онлайн книга «Наваждение»
Миссис Мур села поглубже в кресло, что было признаком нерешительности. Изабелла изящно затянулась сигаретой. — Поместье елизаветинской эпохи, — произнесла она задумчиво. — Неплохо звучит. Нет ли там фамильного привидения? — А вы непременно этого хотите? — В любом случае, дитя мое, тебе не придется долго там жить, — авторитетно заявила миссис Мур. — Если, конечно, вы с Маршелом за моей спиной не изменили своих планов. — Мы, тетя, не конспираторы. Ведь договорились: все состоится в апреле. — Тогда прошу тебя, позволь мне устроить собственные дела. Маршел, когда можно осмотреть дом? — В любое время, полагаю. Дать вам городской адрес Джаджа? — Да, пожалуйста. Он написал адрес на листе из блокнота и передал миссис Мур. Изабелла внимательно посмотрела на него. — А вы разве не поедете с нами? — Говоря откровенно, не собирался. Но, естественно, если вы хотите… — Мы хотим, — отчеканила миссис Мур. — Какой день вас устроит? — Дайте сообразить, — он заколебался. — …Хорошо, раз мы все в сборе, почему бы не отправиться завтра утром? Отвезу вас на автомобиле. В такую чудесную погоду поездка за город, несомненно, доставит вам удовольствие. Миссис Мур посмотрела на бумажку, которую ей передал Маршел. — Ведь вы сказали, мистер Джадж в городе? Сумеем ли мы до завтрашнего утра получить разрешение на осмотр? — Да, конечно… Дело в том, что разрешение у меня есть. — Однако, дорогой Маршел, зачем же в таком случае вы вознамерились отправить меня на всякие утомительные розыски и переговоры с мистером Джаджем? — Да, действительно, зачем? — нахмурилась Изабелла. — Видите ли, это личное разрешение, я же не знал, что поеду вместе с вами. Изабелла в недоумении взглянула на него. — Вы… собирались поехать один, без нас? — В общем-то, да. Я намеренно не упомянул об этом — речь идет о довольно конфиденциальном деле. Джадж просил моего мнения об одной из комнат… — Мнение о комнате? Он что, собирается ее переустраивать? — Не то чтобы переустраивать, насколько мне известно… Извините, Изабелла, я уже сказал, дело это конфиденциальное. Я дал слово и потому не могу рассказать вам подробнее… Тем не менее буду счастлив сопровождать вас. Изабелла медленно погладила юбку — вперед и назад, — как бы оценивая ткань. — Странно, однако. Итак, вы собираетесь скрыть от нас с тетей некую таинственную сделку? — Я собираюсь сдержать слово. — Проще говоря, интересы совершенно незнакомого человека для вас важнее наших? Я не дам и ломаного гроша за эту комнату, и меня абсолютно не волнует, что там собираются с ней делать, но меня, естественно, волнует… — Полно, дитя мое… — Что вы такое затеяли? Теперь я буду беспокоиться, не зная, что у вас на уме. Миссис Мур сурово посмотрела на племянницу. — Изабелла, попытайся рассудить здраво. Маршел дал слово, нельзя же его нарушить. И он совершенно прав, а тебе только бы устроить сцену. Скажите откровенно, Маршел, вы и в самом деле не против, чтобы мы поехали с вами? — Ну разумеется, я очень рад… Вам удобно утром, в половине одиннадцатого? — Вполне. Ну что ж, решено. Теперь идите вниз, а я почитаю. Маршел, мы не увидимся до утра, спокойной ночи!.. И вызовите, пожалуйста, служителя. Пусть уберут все эти вещи. До прихода служителя она продолжала прямо и неподвижно сидеть в кресле, потом, однако, не стала читать, хотя именно таково было ее намерение, а, передумав в последний момент, села за фортепьяно. Разногласия и споры по пустякам всегда вызывали у нее неприятный осадок, освобождение от которого достигалось лишь в мире гармонии и высоких идеалов. Молодые люди — Изабелла немного впереди — медленно спустились по лестнице. — Не сыграть ли партию в бильярд? — неуверенно предложил Маршел. — Как вам угодно. Проходя мимо гостиной, они заметили, что дверь широко открыта; в комнате никого не было. — Давайте зайдем, — сказала Изабелла. Они вошли, и она закрыла дверь. Оба продолжали стоять. — Могу я осведомиться, — начала Изабелла, и щеки ее порозовели, — намерены ли вы и дальше скрывать ваши конфиденциальные дела? Мне необходимо это знать. — Дорогая Изабелла… — Да или нет? — в голосе прозвучали зловещие нотки. Маршел почувствовал, что все его будущее, похоже, всецело зависит от нескольких слов, которые он сейчас скажет этой опасной, рассудительной девушке в черном. Он поразмыслил с минуту. — Конечно, Изабелла, раз уж вы так воспринимаете это, я не собираюсь ничего скрывать. Да, я пообещал Джаджу хранить секрет, хотя, возможно, не имел права давать такого обещания. Я вполне понимаю, личные тайны не способствуют взаимодоверию между супругами. — Вот и прекрасно. Не будем больше об этом говорить. Я рада. Значит, вы тоже полагаете, что разные мнения на этот счет ничего хорошего в будущем нам не сулят… Но что за соглашение все-таки у вас с тем человеком? Чего он хочет? Вы ведь его совсем не знаете, верно? — О, совершенно верно. — Тогда расскажите, я не проговорюсь. — Хорошо. В конце концов, речь идет не о государственной тайне. Вот какое дело: в одной из комнат Ранхилла — в мансарде, именуемой, кстати, «Восточной комнатой», — с мистером Джаджем случались — или ему кажется, что случались, — удивительные вещи. Это было восемь лет назад, сразу после переезда в поместье, и, по-видимому, весьма беспокоит его до сих пор. По непонятной причине он вообразил, что я обладаю здравым смыслом, почему и попросил помочь ему разобраться. Я зачем-то согласился, только и всего. — Но почему вы? Почему он выбрал именно вас? — Я и в самом деле не знаю. Так закончилась наша дружеская беседа на корабле по пути из Америки. Мы обсуждали четвертое измерение и тому подобное. — Что же, однако, за удивительные вещи случались с мистером Джаджем? — Галлюцинации, на мой взгляд. По утрам в конце каждой недели в этой комнате на месте глухой стены вдруг появлялся ведущий наверх лестничный пролет. Он утверждает, что не только видел лестницу, но и поднимался по ней. И совершенно не помнит, что происходило наверху. — Какая странная фантазия! — В конце концов его жена заметила, что он ушел по этой лестнице. То есть она, конечно, не видела никакой лестницы, и все-таки он сильно перепугался. Запер комнату, и с того дня туда никто не входил. Поскольку жена умерла, он, видно, считает, что больше нет необходимости хранить тайну. |