Онлайн книга «Черные яйца»
|
Сначала новая бригада пугала внешним видом персонал «Ленфильма», после же, когда к ним люди попривыкли, их стали уважать, любили даже — за юмор, исполнительность и храбрость. И, главное, за то, что исполняли все они со рвеньем план Огурцова по отъему денег у государства, дряхлого уже, но все еще смущающего мир своим размером, войска численностью и суровостью одежды граждан. — Переходи на прозу, — устало сказал Полянский. — Задолбал. — Ладно… Это меня у Вилли подсадили. Вчера весь день стихами разговаривали. — Много выпили? — Порядочно. Да, собственно, как всегда. — Ну, понятно. Кому-то жизнь — карамелька… — Давай я сбегаю, — Огурцов вскочил с кресла. — Я же расчет получил. Деньги есть. И не только расчет. Лицо Александра расплылось в ехидной улыбке. — Да? Так что же ты сидишь, мозги мне компостируешь? Беги, пулей лети! Только водки этой мерзкой, андроповской — не бери. — А что брать? — А портвейн. Огурца не было минут сорок. — Ты где бродил? — спросил Полянский, когда, наконец, Огурцов появился в дверях его комнаты. И, не дав ответить, бросил следующий вопрос: — Кто дверь открыл? — Да эта твоя… Луноликая. Как ее — Татьяна, что ли? — Да. Сука… Ладно, давай, заходи. Чего ты там накупил-то? Огурцов, пыхтя и заливаясь потом, втащил в комнату Полянского два туго набитых полиэтиленовых пакета. Причем, один из них ему приходилось придерживать снизу кистью второй руки, в которой, в свою очередь, был зажат другой пакет — верхний совершенно явно начал расползаться под тяжестью гостинцев. — Ну, ты молодец, — прокомментировал Полянский. — Давай все сюда. — Помог бы лучше, — просипел Огурцов, с трудом пробирающийся по лабиринту комнаты. — Леша, помоги… Сейчас порвется. Полянский, впрочем, быстро оценив ситуацию, вскочил и чрезвычайно элегантно лавируя между предметами обстановки, подлетел к своему юному другу. — Давай. Ух ты!.. С трудом приятели водрузили оба пакета, которые, как убедился Полянский, оказались по-настоящему тяжелыми, на стол. — Это по-мужски, — серьезно глядя в глаза Огурцова сказал хозяин квартиры. — По-мужски. — А то! Огурец начал вываливать на стол, на диван, на кресла бутылки содержимое пакетов, однако, не уменьшалось. — Ну ты, брат… — Ничего, ничего… Я, знаешь, Дюк, претерпел… — Хорош, хорош. Не надо только на белый стих сползать. Тошно слушать. Особенно, когда ты о себе в третьем лице. — Ладно. Когда, наконец. оба пакета были опустошены и отброшены в сторону — в темную глубину комнаты, Полянский, проглотив комок в горле, смог, наконец, обозреть поле предстоящего пиршества. Иначе то, что ожидало его и бесшабашного дружка — Огурца и назвать было нельзя. Кроме зеленых бутылок с портвейном Огурец притащил пару плоских фляжек с виски, упаковку баночного пива, несколько узких коричневых цилиндриков с кока-колой. Но все это меркло перед горами закуски — банки красной икры, шпроты, две палки твердокопченой колбасы, зеленый горошек, буженина, балык, хлеб, зелень, яблоки, апельсины… — Ты, это… Где взял? — спросил Полянский, подозрительно глянув на довольно потирающего руки приятеля. — Где-где… Какая разница… Бабки есть, вот и потратил. — А это? Полянский указал на баночное пиво и икру. — Это, что, в «Березке»? — В какой, еще, «Березке»? Пошел на рынок, с грузинами перебазарил. Грузины — великая нация. Все могут. — Да-да, конечно. Были в истории прецеденты. — Ну вот. А если бабки есть, то… Огурцов пошарил в карманах и лицо его на мгновение затуманилось. — … нет, — с облегчением выдохнул он. — Еще осталось мала-мала. — Ну, осталось, так осталось. Давай, Огурец, — плотоядно поглядывая на икру, неровной горкой замерзшую в пузатой стеклянной баночке сказал Полянский, — давай, Богу помолясь, начнем. — Не поминай имя Божье всуе, — важно заметил Огурцов. — Иди ты на в жопу со своей суей, — отмахнулся Дюк. — Какая тут может быть суя, когда я с утра я кроме спинки мента у меня ничего во рту не было! — Садись, садись, — милостиво разрешил Огурец. — Давай отметим… — Что? — Ну… Как сказать?.. Мой первый криминальный опыт. — В каком смысле? — В прямом. Я теперь, Алеша, вор. — Да ну! Что, банку тушенки в гастрономе спер? — Нет, выше бери. — Не могу выше взять. У меня диапазон маленький. Голос не поставлен. Только, разве, так — пи-и-и! Дюк запищал фальцетом так пронзительно, что Огурцов вздрогнул и едва не выронил граненый стакан, в который собирался налить виски. — Хорош, хорош… Давай-как махнем. — Погоди. Полянский быстро отрезал от батона толстый ломоть нежнейшей, белейшей, мягчайшей булки, намазал ее толстым слоем игры и, откусив сразу половину, исподлобья посмотрел на гостя. — А что это ты мне про работу начал рифмоплетствовать? Там, что ли, напортачил? — Как тебе сказать? Огурцов закинул ногу на ногу и вдруг запел — тихо, закрытым горлом, но очень правильно, точно попадая в ноты и даже иногда удивительно верно имитируя томный и очень сексуальный голос Булата Окуджавы: — Я в синий троллейбус войду на ходу, В последний, прощальный… Дюк внимательно слушал, держа в одной руке недоеденный бутерброд, в другой — на отлете, стакан с виски. * * * Цех игрового транспорта находился, как говорится, на отшибе — на самой окраине города и занимал огромную площадь. Место это было диковатое и по-настоящему обжитой была лишь крохотная его часть — административные здания, два съемочных павильона, практически ничем не отличающиеся от тех, что располагались в головном, выражаясь официальным языком, предприятии в самом центре города. Здесь земля была залита асфальтом, курили, сидя на лавочках творческие работники в промежутках между съемками и жизнь здесь, если и не кипела, то, по крайней мере, текла. Хотя и достаточно вяло. Творческие работники пили портвейн, работники рангом повыше — коньяк за тем и за другим бегали работники совсем уже низового звена — такелажники или просто разнорабочие, «волки», как называли их на киностудии, то есть, мужички, все, как на подбор, небольшого росточка, работавшие без оформления, то есть, трудовые книжки их не лежали в отделе кадров киностудии. Да, пожалуй что, у многих из них и вовсе не было никаких трудовых книжек. Может быть, и паспортов-то не было. |