Онлайн книга «Облачный полк»
|
– Потерпи. Он снова полез в багажник, а я подумал, что у него, наверное, была шляпа. Такая же белая. И когда он заглядывал в багажник, она задевала за крышку. Так он ее и потерял. В Крыму. Виктор достал камеру. – Ты бы сказал, я бы «Лейку» прихватил, – сказал я. – Тогда «Лейки» не было, – покачал головой писатель, – это старье то, что нужно. Он захлопнул крышку багажника, взбудоражил пыль. – То, что нужно, да. Пойдем. – Не перепугаем людей? – я повел плечами, автоматы брякнули друг о друга. – Нет, они готовы, я им все заранее объяснил. Не переживай… особо. Пойдем. Писатель толкнул калитку. Двор как двор, обычный, непонятные железяки, лопата у стены, сена полстога. Равнодушная дворняга, сначала думал, что дохлая, а она ничего, хвостом пошевелила. В сенях сапоги, две пары, одежда на крючках, дверь тяжелая на массивных петлях, ничего этого не помню. Вошли в дом, и я сразу увидел. Он сидел на табуретке. Спиной ко мне. Чуть ссутулившись, втянув голову в плечи. Затылок… Я очень быстро думал. Как… Как такое могло случиться? Я ведь точно видел… Я мог ошибиться… Я мог ошибиться? Его ведь могли ранить. Тяжело, случаются очень тяжелые раны, люди выбираются годами, я знал таких. Он мог пролежать в госпитале, в коме, в беспамятстве и только недавно его подняли… Пятнадцать лет? Но он же заговоренный, он сам всегда об этом… И еще что-то. Совсем невероятное. Про падающие звезды. – Еле уговорил постричься, – сказал писатель. – Неделю упиралась. Лид!? Он обернулся. То есть она. Девчонка. В гимнастерке, с ремнем… Очень похожа. Почти одно лицо, сестра. Улыбнулась. Нет, не то, ямочки. – Лидия Александровна! – с укором сказал Виктор. – Я вам третий день талдычу – серьезней надо быть, мы здесь не в бирюльки играем! Серьезней, не надо улыбаться! Как оно, а? Он повернулся ко мне. – Ведь ямочек не было? – Не было… – согласился я. Но точно сказать нельзя, Саныч никогда не улыбался так, он ухмылялся обычно. Лида поднялась с табуретки. Выше. Она то есть, Лида. Наверное, на полголовы. В плечах поуже, само собой. И лицо… Лицо вот очень. Только помоложе как-то, покрасивее. И веснушки просто-таки пшенного цвета. Прическа короткая, бедная Лида, писатель умеет уговаривать, ага, воспитательное значение. – Это я придумал, – похвастался писатель. – Леонид с Лидой похожи ведь очень. То есть это Екатерина Алексеевна придумала. Я у нее спрашиваю – ну хоть одна карточка, хоть ранешняя – осталась? Нет, ничего, ни одной. Вот какая чушь получается – Герой Советского Союза есть, а фотографии его нет! А она мне и предлагает – давайте Лиду сфотографируем, она ведь похожа, да? Как ты думаешь? – Похожа. Очень. – Лида, это… – Да помню я, – сказала она. – Вы тогда приходили. Сахар принесли еще, а мамка пироги пекла. Она и вчера тоже напекла. Действительно, пироги, я только сейчас почувствовал… Лида. Я ее совсем не узнавал, помню, девчонки таскали сахар, но они совсем маленькие были. – Похожа, – еще раз сказал я. – Нас и назвали на одну букву, – сказал Лида. – Хотя я Леньку вот совсем не помню. Сахар вот помню, шоколад, ну, когда вы тогда приносили. А самого нет, будто… На стене звякнуло, и тут же скрипуче запела кукушка. И мы все уставились на нее и стали терпеливо слушать, пока она не отсчитала свои двенадцать «ку-ку». – Мама на козу выменяла, – Лида кивнула на часы. – Чтобы звуки были. А сверчки не живут – я поймаю, посажу за печь, а они уходят. Писатель выглянул в окно, недовольно причмокнул губами. – Давайте-ка работать, – сказал он. – А то туча ползет из-за реки, свет уйдет. Фотографу всегда не хватает света. – Надо сегодня железно снять… Лида – делай лицо! Лида принялась усердно делать лицо, смотрела в маленькое круглое зеркальце и корчила воспитательные рожицы. Писатель вытащил из кармана красную коробочку и бережно достал из нее медаль. – «За Отвагу», – пояснил он. – Орден Ленина ведь уже потом дали, с Героем. Они в Пскове лежат, в военкомате. Писатель осторожно прицепил медаль на гимнастерку Лиды, на левый карман, чуть наискосок, для придания жизненной правды. – Так вот хорошо… Виктор снова отбежал в угол, полюбовался работой. Понравилось ему. Мне тоже. – Теперь оружие. Какой автомат лучше, а? Леонид с каким воевал? Тогда у него я помню немецкий был, кажется. – С обоими, – ответил я. – То есть иногда с нашим, а иногда с немецким, как удобнее. А вообще с пистолетом, в разведке автомат не очень. – С пистолетом не пойдет, – забраковал Виктор. – Должно быть видно. Ну-ка… Он сдернул у меня с плеча МП, сунул Лиде. Она отступила. – Ненастоящий, – успокоил писатель. – Не бойся, бери. Лида взяла оружие, держала его на вытянутых руках, как гадюку. Писатель отбежал в угол комнаты, сделал из пальцев рамку, поглядел, поморщился. – Не то… А? – Похоже вообще-то, – возразил я. – Нормально. – Не, не то. Спросят – почему советский партизан с немецким автоматом… – Кто спросит? Писатель не ответил, отобрал у Лиды МП, вручил ППШ. Немца он положил на сундук, на выгоревшую льняную скатерть. Буфет появился, новенький, сквозь стеклянные дверки виднеется посуда и поблескивает серебро. Лампа. Даже не лампа, люстра, наверное, в три лампочки. Комод, похожий на пузатый портфель. На стене над комодом карточки в самодельных рамках, старый усатый дядька, неулыбчивый, наверное, отец, но на Саныча совсем не похож. Под фотографиями узенькая полочка, на ней слоники, девять штук, у предпоследнего на спинке скол. Раньше не заметил всего этого. – Тяжелый, – пожаловалась Лида. – Как вы его таскали? – На шею повесь, – велел Виктор. Лида продела голову в ремень, положила руки на приклад. – Да что ты как старушка-то! – усмехнулся писатель. – Не бойся его! Возьми по-хорошему! – Я не знаю как! – хихикнула в ответ Лида. – Покрепче! Посильней! – Покрепче… – передразнила Лида. – Посильнее… Но автомат сжала. И брови насупила. И сразу все поменялось. Я еще тогда это подметил, ну, что оружие преображает человека, как-то по-другому его организует, делает старше, значительнее. Лида чуть наклонила голову и сделалась неотличима. Писатель прочитал это по моему лицу и сказал: |