Онлайн книга «Дагги-Тиц»
|
— Вот… — Благодарю вас, милорд… Дома курить не велят, а я совсем отвыкнуть не могу. Поэтому, когда оказываюсь тут, отвожу душу. Хотя чувствую себя клятвопреступником… А ты, наверно, еще не куришь? Полагалось бы возмущенно фыркнуть. Но Инки сказал просто: — Не-а… Но некоторые думают, что курю. — Потому что худой и бледный? Инки не обиделся. — Потому что прозвище «курительное»… — Какое же? — спросил рыжеусый, распечатывая пачку. — Смок. Тот глянул внимательно. — Не такое уж курительное. Скорее джеклондоновское. Такая книжка есть… — Я читал, — сказал Инки с тайной горделивостью. — Но имя не от книжки… — А от чего? — От артиста Смоктуновского… (Ну, прямо как тогда, при комиссии.) Рыжеусый даже чуть присвистнул. — Во как? А ты… выходит, тоже артист? — Нисколько… Просто давным-давно играл муравья в басне, а один парень сказал: «Прямо Смоктуновский». Потому что я, как и он, Иннокентий… Ну и пошло… Рыжеусый машинально разминал сигарету и смотрел на Инки не отрываясь. И вдруг сказал: — Ты удивительно четко излагаешь свои мысли… Инки вспомнил недавний спор с завучем Клавдией из-за сменной обуви. — Говорят, я излагаю их хамски… — Одно другому не мешает… Кстати, думаю, что про тебя немало врут… Инки неопределенно повел плечом. Рыжеусый толкнул сигарету в губы. Достал зажигалку. — Смок — это прозвище. А имя, выходит, Иннокентий… Инки чуть поморщился, но кивнул. Сказать свое настоящее имя он не был готов. — А я — Борис… — услышал он. — Понятно… — Имя было не хуже других. Рыжеусый закурил и спросил, глядя сквозь синий дым: — А ты видел какие-нибудь фильмы со Смоктуновским? Инки наклонил голову. Рыжеусый сказал: — Наверно, «Берегись автомобиля»? Недавно показывали… — «Гамлета»… Борис вынул изо рта сигарету. — Ну и… как? — Что? — Понравилось? — Да… — сказал Инки в сторону. — А… что именно понравилось? Инки вдруг почувствовал, что надо тронуть висок у глаза (с чего бы это?). — Ну, вообще… Гамлет… Как они все на него, а он… все равно… Борис хотел снова взять сигарету в зубы и раздумал. Секунды две смотрел на Инки непонятно. — Смок… а ты, наверно, одинокая личность, да? Инки оттопырил губу. Будто бы от возмущения, а на самом деле от растерянности. Никогда его не спрашивали про такое… Похоже, что Борис ощутил неловкость вопроса. Опять спрятался за сигаретным дымом. Потом попросил Инки засунуть сигаретную пачку обратно в тайник. Инки засунул. Они помолчали. В молчание пробился тихий, но отчетливый перезвон. — У тебя мобильник сигналит, — насупленно сказал Инки. Борис завозился, длинными пальцами с рыжими волосками полез под куртку. — Это не мобильник. Это… вот… — И вытащил большие карманные часы на цепочке. Те продолжали мелодично звонить. Борис нажал кнопку, остановил игру, откинул крышку (в нее ударил луч пробившегося солнца). — Таскать часы на руке я не люблю, можно легко расшибить. А это еще дедовы, он их после войны из Германии привез. Швейцарская работа… Борис положил часы на ладонь, протянул Инки, хотя тот не просил. Инки вежливо присмотрелся. Циферблат был золотистый, узорчатый, с черными римскими цифрами и похожими на перышки стрелками (стрелки показывали два часа). И слышалось тиканье. Чуть различимое, но… знакомое. В привычном для Инки ритме. Словно маленький швейцарский механизм пытался выговорить такое же, как у ходиков, «дагги-тиц». — Похоже, — не удержался, выдохнул Инки. — Что похоже? — Тикают, как мои… — А у тебя какие? — Борис глянул на торчащие из обшлагов Инкины голые запястья. — Они не здесь. Дома висят… — И почему-то захотелось рассказать дальше. — Я их на помойке нашел, починил… Старые такие, ходики называются… — Знаю, видел такие… Точно идут? — Да. Я наладил… Только гири нет, пришлось банку с песком прицепить. — Признаться, что это детское ведерко, Инки постеснялся. Борис метко отправил недокуренную сигарету в стоявшую неподалеку урну. Захлопнул и спрятал часы. Сказал так, будто вопрос обсуждался давно: — Я могу тебе помочь. С гирей. — Как? — У меня в кладовке где-то валяется гиря от ходиков. Литая, в виде еловой шишки. Моя бабушка ею когда-то орехи колола. Найду — привезу… Инки смотрел вопросительно. Мол, специально, что ли? Борис объяснил: — Ровно через неделю приеду снова, у меня заказ тут в магазине. Давай увидимся в это же время, ровно в два. — Д-двавайте… — неуверенно сказал Инки (и не заметил, что впервые обратился к Борису на «вы»). И добавил тверже: — Ладно! — Значит, до встречи… — Борис встал, согнулся, протянул руку. Инки тоже протянул. Длинная ладонь Бориса пожала Инкину ладошку твердо, но аккуратно. Потом он широко и слегка неуклюже зашагал по сырому песку. Сумка в левой руке обвисала до земли (наверно, там лежали купленные в «Хозтоварах» инструменты). Ни разу не оглянулся. Ну, Инки тоже не стал долго смотреть вслед. Поднялся и пошел домой… Больше они с Борисом не виделись. Потому что в следующий четверг Анна Романовна всех заперла в классе после уроков. Накануне была самостоятельная работа по математике, почти никто ее толком не решил, Анна Романовна раскричалась. Мол, в конце учебного года показывать такие знания (то есть никаких знаний!) — это бессовестное разгильдяйство, и теперь они будут писать работу заново. Инки, тоскливо ощущая неизбежность скандала, сообщил, что оставаться он не будет: — Мне надо по важному делу… Анна Романовна сказала, что самое важное дело ученика Гусева (как и остальных) — нормальная учеба. — Но у меня же тройка за работу, а не двойка! — Тройка с минусом! И ты не рассыплешься, если пошевелишь мозгами заново… Кто не решит на этот раз, в понедельник придет на собрание с родителями… — И щелкнул в дверях ключ. И стук-стук в коридоре каблуки… Инки сжал зубы и собрал сумку. На него смотрели с ожиданием и любопытством: знали, что порой он бывает упрям до глупости. Инки подошел к окну, взялся за ручку широкой створки, пошатал, потянул. Посыпалась сухая замазка и клочки бумаги, рама отошла. Инки потянул вторую ручку. Встал на подоконник. Две девчонки бросились к дверям, заколотили: |