Книга Синий краб, страница 12 – Владислав Крапивин

Мне стало обидно до слез: все с ней и с ней, а я, значит, не нужен.

— На уроке физкультуры, — говорила Галя, — мы играли в «третий-лишний».

Эти слова обожгли меня. «Это я у них третий-лишний», — пришла в голову мысль. Я соскочил со стула и пошел к двери, стараясь проглотить в ставший в горле комок

— Андрейка, ты куда? — окликнул меня Павлик

Я ускорил шаги. Павлик догнал меня в коридоре, и я наконец заплакал, прислонясь головой к косяку. Подошла Галя, стала расспрашивать, что случилось.

— Ничего, — всхлипнул я, дергая плечом, чтобы сбросить ее руку.

— Галка, иди в комнату, — вдруг сказал Павлик. Она пожала плечами и ушла.

— Да что с тобой, Андрейка? — допытывался Павлик.

— Вам… на меня… наплевать… Ну и не надо! Осенью пойду в школу. и у меня будет много товарищей!

— Андрейка, зачем ты глупости говоришь… Мы же все время вместе…

— Больше не будем вместе, — мрачно изрек я. Во мне начала пробуждаться гордость. — Я лишний.

— Мы с тобой настоящие друзья, Андрейка, ты же сам знаешь.

— Неправда!

— Правда! Просто Галка тоже мой товарищ, и я хотел, чтобы мы дружил втроем.

— Я тоже хотел, а вы не стали.

— Как это не стали?

— Да так.

«Врет еще», — подумал я.

— Хочешь, докажу. что я твой друг? — вдруг спросил Павлик.

— Докажи…

— Когда у тебя будет день рожденья, я подарю тебе камень.

— Правда?!

— Обязательно.

Для меня это было лучшим доказательством дружбы.

— Ладно, — сказал я.

— Ты больше не злишься? — смущенно спрашивал Павлик.

— Нет…

— Ну, пойдем, — он тянул меня в комнату.

— Я лучше завтра приду.

Мне было стыдно перед Галей за свои слезы, и я ушел к себе в комнату.

На следующий день мы не вспоминали о ссоре.

Стояло солнечное майское утро. На нашем тополе появились клейкие листики. и он стоял, словно окутанный зеленым туманом.

Мама, Лена, Павлик, Володя и я сидели на крыльце. Недавно приходил почтальон, принес от Саши письмо. Мама была радостная, как всегда в таких случаях. Она шутила со мной и с Павликом.

Примчалась Галка со своим вечным спутником — Ричардом, тряхнула косами, щелкнула Павлика по загривку. Ей тоже было весело.

— Поздоровайся, Рик, — велела она. Пес сел и поднял лапу.

— Какая громадная собака. И умная, — сказала мама. — Вот бы нам такую. Никого бы не пустила в квартиру. А то ни одного мужчины в доме…

Володя фыркнул и удалился с крыльца походкой смертельно оскорбленного человека. Лена захохотала.

Во дворе появилась Анна Васильевна. Я никогда раньше не видел ее такой. Она запыхалась, будто долго бежала, на раскрасневшемся лице была радостная улыбка человека, на которого свалилось неожиданное счастье.

— Война кончилась, — сказала она.

То, чего ждали со дня на день, все же пришло неожиданно.

Кончилась война. Значит, теперь обязательно вернется Саша. Значит, больше не будет страшного слова «похоронка». Значит, начнется с этого дня волшебная жизнь, которую я почти не помнил, которую называли словом МИР. Почему же плачет мама? И Анна Васильевна, которая только что смеялась…

— Это от радости, — шепчет Павлик.

А мне совсем не хочется плакать. Мне хочется смеяться, петь, веселиться. От избытка чувств я хватаю за уши Рика, валю его на землю, и мы катаемся по траве.

— Дай бог, чтобы дети больше ни разу не видели войны, — говорит мама.

А в синем, синем, как море, небе распускает клейкие листья тополь.

6

У Павлика и Галки наступили первые в жизни экзамены. Они готовились вместе, и я не мешал им. Теперь уже было не до обид, если на меня не обращали внимания или даже просили уйти из комнаты.

Но вот кончилась пора экзаменов. Вечером мы снова собрались вместе.

— Давайте, посмотрим камень, — предложил я.

Павлик зажег в жестянке огарок солнечной свечки. Было светло, и камень горел слабо. Огарок начал коптить.

— Собирается буря… — начал Павлик.

— В Индийском океане, — сказал я.

— Угу… Над морем предгрозовая тишина…

Камень темнел. Фигурка корабля едва виднелась.

— Налетел шквал. Небо затянулось мраком. Корабль борется с волнами. Выдержит ли он бурю? Доплывет ли до светлых солнечных берегов?

Камень погас. Павлик снял крышку. Из жестянки поднялся тонкий дымок.

— Свечка погасла.

Павлик полез в коробку с елочными игрушками.

— Кончились свечки, — сказал он через минуту. — Надо будет потом еще поискать, может быть, в шкафу остались.

Но больше мы не видели, как горит голубым огнем камень с берега моря.

На следующий день у Павлика возникли какие-то разногласия с матерью, и та в наказание заперла его в комнате, а сама ушла на работу. Некоторое время Павлик бурно выражал свое негодование, но потом успокоился: очевидно, сел за книгу.

Я вышел во двор и увидел Галю.

— Павлик дома? — спросила она.

Я объяснил, что Павлик заперт.

— Ой, как же быть? — огорчилась она. — Я ведь сегодня вечером уезжаю, Андрейка. В Ленинград.

— В Ленинград?! Что же ты молчала!

— Я не знала. Папа хотел сюрприз сделать… Мне так хотелось попрощаться с Павликом, — продолжала Галя. — Что же делать, Андрейка?

Я думал. Окна квартиры Павлика выходили в соседний двор. Одно из наших окон было тоже с той стороны. Но мама до сих пор не выставляла там раму. Я решился.

— Влетит тебе, — с сомнением сказала Галя, когда я начал отдирать от рамы бумажные полоски.

— Ну и пусть. Помоги.

Мы кое-как вытащили раму и вылезли в окно.

Павлик сидел на подоконнике. На коленях у него лежала книга.

— Павлик!

Он обрадовался, открыл окно.

— Лезьте.

Мы влезли.

— Галя уезжает, — сказал я.

В соседнем саду под окнами цвела черемуха. Собирались облака. Небо потемнело, кусты замахали белыми ветками.

— Павлик, смотри, что я тебе принесла. Тебе и Андрейке…

Галя достала из кармашка маленький ученический компас с самодельной цепочкой из медной проволоки. На конце цепочки висел бронзовый якорек.