Книга Щенки и псы войны, страница 78 – Сергей Аксу

— Кто бы о нас покопошился! Бляди!

— Сидят в штабе и в ус не дуют, пидоры!

— Какого хера там думают? — Димка Коротков, поднес к потрескавшимся губам фляжку. — Что мы тут пупки греем под солнцем!

— Почему не думают? Думают. Ведь прорываетя к нам кто-то. Слышал, отчаянная бойня в стороне была. Ведь никто не ожидал, что вся эта сволота повалит в сторону перевала. На минных полях только, сколько их, скотов, полегло. До еб…ной матери! И в плен до хера взяли! Ну и успокоились наши лихие командиры.

— Серега, да меня совершенно не еб…т, кто там успокоился! Выходит, что из-за какого-то говнюка, который там в штабе успокоился и «железку» сейчас обмывает, мы тут должны кровью харкать! Бляди!

— Димыч! Туман ведь непроглядный. Какие могут быть вертушки, сам посуди. На двадцать метров ни хера не видно. Какой мудак полетит? Леваневский? Чкалов? Еб…тых нет! Да и куда будет долбить «нурсами»? По нам? Нет, не надо, спасибо! Был я уже в этом дерьме по уши, когда свои утюжили! Не надо!

— Эх, градом бы, всю эту нечисть, за раз!

— Размечтался!

— Похоже, кранты нам! Как там, у Мишки Тихонова в песне поется: «Девятнадцать лет много или мало. В кармане девичий привет, но не будет весеннего бала…»

— Дим, думаешь, нам — полный п…дец!

— Уверен! Чудес на свете не бывает, старик! Весеннего бала уж точно не будет!

За его спиной раненый Пашка Фомин, держа в мелко дрожащей руке маленький бумажный триптих, шептал губами:

— …вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша…

Анохин, воспользовавшись короткой передышкой, возникшей во время боя, собрал офицеров.

— Вахи обещают дать нам коридор. Чтобы мы убрались с их пути. Они пробиваются на Ведено. Там родина Шамиля. Там ему и родные стены будут помогать. По моим расчетам подмога будет только завтра! Не раньше! Колонну, что шла на выручку, заблокировали! Мы можем рассчитывать только на себя! Вот такой расклад, мужики!

— Уйти мы не можем! До хера раненых! Да и абреки нам так просто уйти не дадут! Знаю, этих сволочей! — отозвался Бакатин.

— Тяжелораненых много, — вставил старший лейтенант Каретников. — С патронами, совсем паршиво!

— Да, боеприпасы надо экономить. Впустую не стрелять. Бить сволочь только наверняка!

— Одним словом, финита ля комедия, — сказал помрачневший капитан Розанов, отшвыривая в сторону «бычок».

— Что ты сказал?

— Да это я так, к слову! — отмахнулся он от лейтенанта Травина.

Анохин снова у рации.

— Седьмой! Седьмой! Я — Стрела! Я — Стрела!

— Седьмой на связи! Прием!

— Седьмой, давай огневую поддержку! Мы окружены! Не могу поднять головы! До хера раненых! Сделайте хоть что-нибудь, черт возьми! Прием!

— У меня приказ!

— Да мне насрать на твой приказ! Это не просто п…деж! Огня давай! Вашу мать! Заснули там, что ли! Прием!

Анохин вытер ладонью посеревшее лицо, глаза лихорадочно блестели.

— Жалкие пидоры! — выругался в сердцах он.

— Командир, это я — Хамид! Помощи не жди, никто не придет к тебе! — вновь забубнила рация.

— Заткнись! Сволочь!

— Командир, ты же умный мужик, подумай о пацанах. Забирай их и уходи с дороги. Слово джигита, что не трону ни тебя, ни твоих сопляков!

Багровый от ярости Анохин сунул наушники в руки Ткаченко:

— Держи! Ни на минуту не прекращай просить помощь! Коренев! Коренев! Сколько раненых?

Недовольный Хамид в укрытии сердито кричал на своих командиров:

— Ахмед, ты джигит или баба? Кто против тебя воюет? Мальчишки! От силы рота сопляков! Мы должны убрать этих неверных собак с дороги!

— Эмир, они хорошо укрепились! Мы несем большие потери! — глухо отозвался один из полевых командиров.

— Кто? Когда укрепился? Ты, что несешь, Аслан? Твои люди стреляют как женщины. Ты должен русских собак долбить из минометов до тех пор, пока там не запросят пощады.

— У нас мало боеприпасов.

— А ты, Абу Селим, бери своих людей, и с Рустамом обойдите их с правого фланга. Посмотрим, как они будут метаться как бараны без козла, разрываясь на части, чтобы держать оборону. У нас нет времени. Если они нас здесь запрут, мы окажемся в мышеловке! Это гибель! Мы должны разрубить этот узел! Я все сказал! Аллах акбар!

— Аллах акбар! Аллах акбар! — вразнобой откликнулись командиры.

Снизу из тумана до десантников донеслось заунывное пение муллы: духи молились.

— Все ребята! Полный п…дец! Сейчас ломанутся, сволочи! Только держись! Шакалы! — крикнул Андрей Романцов.

— Красиво поет, сволочь!

В ложбинке с раздробленной головой, вниз лицом, умирая, хрипел рядовой Князев, чуть дальше навсегда притихли убитые: Фомин, Костров, Анисимов, Севастьянов (Наивняк).

— Я ранен! Я ранен! — неустанно твердили пухлые посиневшие губы Матвеева, уставившегося широко открытыми глазами на перевязанную в колене ногу. Рядом Максим Шестопал сосредоточенно набивал пустую фляжку снегом, боясь поднять растерянный взгляд. В соседнем окопчике страшным голосом заорал в истерике рядовой Квасов, неистово кромсая со всего маха мерзлую землю десантным ножом. Потом в он изнеможении уткнулся лицом в рваные засаленные рукавицы, его плечи и спина затряслись от беззвучных рыданий. Сбоку от убитого чеченским снайпером Одинцова, вцепившись в «калаш», лежал притихший с серыми глазами, полными безысходности, старший сержант Самсонов и курил.

— Сомик, дай разок смольнуть! — окликнул его Романцов.

— На, держи! И Игорьку оставь! — Самсонов, глубоко затянувшись, передал сигарету легкораненому пулеметчику.

— Ублюдки! Наивняка убили!

— Ненавижу! Падлы!

— Говно!

— Андрюх, нам отсюда не выбраться!

— Это точно! Вот она — смерть!

— Никогда не думал, что…

— Заткни хайло, ссыкуны! — огрызнулся сквозь зубы Самсонов, резко повернув к говорившим бойцам злое лицо.

Левее от них рядовой Сиянов усердно ковырял лопаткой землю, углубляя ячейку вокруг раненого в грудь младшего сержанта Андреева.

— Мне холодно, — шептали побелевшие губы того. — Я пальцев не чувствую.

— Потерпи, Колян. Еще немного, наши вот, вот подойдут. Слышал взрывы? Это наши прорываются, — ответил Сиянов.

— Алеша, кому мы на хер нужны? — криво усмехнулся тот. — Холодно. Ты не оставишь меня?

— Колян, какую чушь несешь! Да я за тебя любому глотку перегрызу!

Воодушевленные молитвой боевики вновь бешено ринулись в атаку на сопку, поливая все вокруг свинцом. Раздосадованный потерями Хамид бросил в бой свежие силы. Обкуренные «духи» накатывались волнами. Их отчаянно сдерживал разведвзвод старшего лейтенанта Каретникова. Они не давали наемникам наступать, прижимая их метким огнем к земле. По рации осипшим голосом, не переставая, орал радист Ткаченко, прося помощи.