Книга Огненный шторм, страница 19 – Дэвид Класс

И вот мы прощаемся с байкерами, которые уже считают нас кстати подвернувшимся развлечением.

— Счастливого плавания, задранец!

— Смотри, чтобы штаны ветром не сдуло!

— В следующий раз мы твоему псу татуировку сделаем!

— Только поглядите — Дороти в косухе и Тотошка в платочке!

Я улыбаюсь и машу им, собираясь нажать наконец на газ и поскорее смыться отсюда ко всем чертям, и тут к нам не спеша приближается Хейс. Тьфу, пропасть. Что ему еще понадобилось?

— Ну и видок у тебя, — говорит он.

— Вы же сами постарались. И ваши ребята, — говорю.

— Ты что, обиделся? — Он уже держит мой мотоцикл за руль.

— Нет. Мне тепло, а мотоцикл на ходу, — отвечаю я, пожав плечами. — А больше мне ничего не нужно. Спасибо. Счастливо.

Он не отпускает руль. Неловкая пауза. Суровый мужчина хочет что-то сказать, но не привык выражать свои чувства. Я протягиваю ему руку, — может, он хоть руль выпустит.

На этот раз он ее пожимает. Вцепляется голодной анакондой. Мне не высвободиться.

Он наклоняется ко мне.

— Вообще-то я не лезу с советами, но кто бы за тобой ни гнался, лучше встретить его лицом к лицу, а не бегать от него. Возвращайся домой.

Я смотрю ему в глаза.

— Но вы-то убежали.

Бесстрастное лицо. Сильный человек. Так почему же мне кажется, что он печальный и ранимый?

— И вот до чего это меня довело. — И он плюет на землю, словно вместе со слюной избавляется от целой жизни. — Беги — и скоро окажется, что тебе уже не вернуться. Вот я и не вернулся. Возвращайся домой, к знакомой жизни и к тем, кто тебя любит.

— Не вариант. — Я бы еще что-нибудь сказал, но тут мне вспоминается знакомая жизнь и те, кто меня любит. Горло у меня перехватывает.

Он смотрит на меня и все понимает. В конце концов, у нас есть что-то общее.

— Тогда ладно. Доброй охоты.

БРУУМ-БРУУМ-БРУУУУМ! Словно пушечный залп. Старый мотоцикл с ревом срывается с места и едва не падает в реку. Коляска нависает над обрывом.

Байкеры сбегаются с советами.

— Выруливай!

— Глуши мотор!

— Сейчас псину уронишь!

Джиско с ними согласен.

Кажется, ты говорил, что умеешь водить такие штуки! Я не могу сидеть позади тебя, но ПОДО МНОЙ СОВСЕМ НЕТ ДОРОГИ! ДЖЕК! СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ!!!

Борцовский поединок со старым мотоциклом. Будто объезжаешь мустанга. Прямо на краю обрыва. Из-под колес летит песок. Пятьдесят футов — и на камни. Коляска нас перетягивает. Джиско закрывает глаза лапами.

Газую последний раз. Колеса вылезают из песка. Обратно на бетон. БРУУМ-БРУУМ-БРУУУУМ!

Едем на юг по двухполосному шоссе. В лицо бьет холодный ветер, но кожаная куртка — словно доспехи. Гортанный рев мотоцикла. Тряска пробирает до костей.

Неплохо. Даже интересно. Разгоняюсь.

Адреналин после прыжка с поезда еще чувствуется. Не говоря уже о драке с Кэссиди. Ну и ночка. Мчусь в темноту и думаю, кто следующий на меня набросится. А ну, кто на новенького?!

В голове вертятся обрывки стихов. Теннисон, «Атака легкой бригады». Вторая строфа:

Лишь сабельный лязг приказавшему вторил.

Приказа и бровью никто не оспорил.

Где честь, там отвага и долг.

Кто с доблестью дружен, тем довод не нужен.

По первому знаку на пушки в атаку

Уходит неистовый полк. [10]

Вот как надо. Как лорд Кардиган под Балаклавой, когда вел британскую кавалерию на верную смерть. Сжать зубы! И галопом вперед! С тех пор как папа в Хедли-на-Гудзоне велел мне садиться в машину, меня повсюду подстерегают опасности. Всего-то сутки назад. Вечность.

Вперед со славой! Если тебя ожидает смерть, дорого продай свою жизнь! Разобраться во всем этом мне все равно не по зубам. Я с доблестью дружен, мне довод не нужен!

Ты там как?

Лучше некуда, блохоловка. Мне это начинает нравиться.

А удар по маковке во время той драки точно не вышиб тебе мозги?

Спасибо за заботу, дружок, в голове у меня светло и ясно, а мозги работают как никогда. А почему ты спрашиваешь?

Потому что сижу в этой развалине. Как в кино про Первую мировую. Ты точно в своем уме?

Абсолютно. Сядь поудобнее и наслаждайся скоростью. Погоди. Ты что, читал мои мысли?

Нет, просто поймал настроение. Забудь.

Нет, не забуду. Это, черт подери, гораздо глубже, чем просто настроение. Ты даже про кино и Первую мировую уловил. Я не пытался с тобой общаться. Ты не имеешь к этому отношения. И при этом ты в точности понял, о чем я думаю.

Да ладно тебе, Джек.

Так ты можешь заглядывать мне в голову? Как я — когда прочитал мысли Джинни и понял, что она нас предала?

Ты был молодец.

Не пытайся сбить меня с толку. И мысли байкеров я тоже прочитал. Я понял, что они недолюбливают этого Кэссиди и мне надо вызвать его один на один.

Что ты и сделал. Браво! А теперь почему бы нам…

Значит, ты можешь читать мои мысли так же, как я читал их? То есть, конечно, лучше, потому что ты и детали улавливаешь…

Я горячий сторонник неприкосновенности личности. Но все дело в том, мой дорогой мальчик, что ты не экранируешь свои мысли. Вывешиваешь их, словно кальсоны на просушку.

А как их экранировать?

Вместо того чтобы направлять их наружу или пускать плавать, словно бумажные кораблики, обрати их внутрь. Ты довольно легко научился их посылать. Значит, сможешь и экранировать.

Высматриваю в себе заграждающий механизм. Теперь я вижу, что происходит, и понимаю, что имел в виду Джиско. И где это искать.

Ну вот. Нашел.

Почему мне никто об этом не рассказывал?

Так раньше никто и не пытался читать твои мысли. Ты вырос среди поколения, пребывающего в состоянии телепатической невинности. Товарищи детских игр не пытались настроиться на твою волну.

Но мои родители это умели. Правда? Они были как ты и знали, как это делать, не хуже тебя. Верно?

К сожалению, дружище, да. Но они любили тебя и хотели только хорошего. Полагаю, знать, что ты думаешь, было очень полезно, чтобы тебя оберегать.

Так вот как им это удавалось. А я-то удивлялся. В те несколько раз, когда я пытался нарушить их правила.

Один раз я спрятал два косяка с марихуаной в старом ботинке на дне платяного шкафа. Мама по чистой случайности их нашла. «Джек, ты нас огорчаешь». Месяц не имел права никуда ходить, кроме школы.