Книга Правило левой ноги, страница 14 – Александр Етоев

Старик погладил свою тыквенную головушку.

– Ну а здесь, в России, в этой северной холодной стране, здесь-то ты проклюнулся с какой стати? – Петушок лукаво сощурился. – Снова вспомнил убиенного царя-батюшку и решил искупить вину?

– Хочешь честно? – Старик помедлил, затем ровным голосом произнес: – Я вернулся сюда за монокуляром.

– Как вернулся? Он же… его же… – Пришла очередь удивляться птице. – То есть ты мне хочешь сказать, что его у нас тогда не похитили?

– Нет, дружок, монокуляр не похитили. Я его убрал в саквояж, перевел на автономный режим, и трубочка до поры до времени должна была меня дожидаться в надежном месте.

– Должна была,– повторил хозяин с едва заметной досадой в голосе, – вот только место за время моей долгой отлучки, видать, утратило свою былую надежность, и трубочка подалась в бега.

– И ты молчал? – возмутилась птица. Гребешок ее дрожал от обиды. – Спрятал трубку и не сказал об этом лучшему своему другу?

– Я не мог, – ответил старик Потапыч. – Ты бы стал меня отговаривать, и я поддался бы на твои уговоры.

– Но зачем? Скажи мне: зачем?

В петушиной голове не укладывалось, как так можно, пребывая в здравом уме, добровольно отказаться от трубки, их кормилицы и палочки-выручалочки.

– Понимаешь, это было нечестно, – попробовал объяснить хозяин. – Обладая таким преимуществом, как моя чудесная трубка, очень просто учить других, мол, живите честно и справедливо. Надо было с ними сравняться, сотню лет пожить, как они, испытать на собственной коже все удары и уколы судьбы. И потом, чем дольше я жил, тем сильнее убеждался на опыте – никакой монокуляр не поможет переделать человека и человечество, если люди не приложат усилие и не попробуют это сделать сами. Никакими на свете пряниками в царство справедливости не заманишь. Точно так же, как на чужих костях не построишь справедливое будущее.

– И когда ты убедился в обратном, нахлебавшись супа из топора, то вернулся сюда за трубкой.

– Нет, не так – не ради себя. Я подумал – почему бы и нет? Ведь бывают же особые обстоятельства – например, осада или блокада, – когда чудо просто необходимо, чтобы человек выжил. Поэтому я за ней и вернулся…

Хозяин опустил голову. Потом резко ее поднял.

– Слушай, цыпа, – старик Потапыч подозрительно посмотрел на птицу, – скажи честно, как ты меня нашел? Существует лишь единственный способ отыскать меня в подсолнечном мире – это мой чудесный монокуляр. Неужели ты его отыскал?

– Ну, вообще-то, – просиял петушок, – есть еще и паспортные столы. Но ты, хозяин, угадал правильно. Да, мне помогла твоя трубка, – его улыбка моментально погасла, – которой у меня больше нет.

– О великое созвездие Ориона! – воскликнул старик Потапыч. – Найти мой драгоценный монокуляр, чтобы сразу же его потерять!

– Я ее не терял, хозяин. Ее у меня отобрали силой, – тихим голосом сказал петушок.

– Кто же этот грубиян и мерзавец, посмевший ее у тебя отнять?!

– Некто Лобов, хам и эксплуататор, он работает сантехником в жилконторе. Я на этого несчастного Лобова десять лет уже пашу, как бульдозер.

– Уж не та ли это язва с ногами, приходившая нынче утром к моим соседям? – произнес старик Потапыч задумчиво. – В чем он ходит? Не в клеенчатой куртке? Не в болотных сапогах с отворотами?

– Да, хозяин. Это Лобов и есть. Пусть проверят, раз он к вам приходил, не пропало ли чего из цветных металлов.

Но Потапыч, голову задрав к потолку, сделался безмолвнее сфинкса и никак не прореагировал на совет

Прикасаясь к петушиному оперенью, длинные дневные лучи, залетающие в комнату из окошка, превращались в многоцветную радугу, и комнату, где они сидели, опеленывал световой кокон. Наверное, так выглядит мир, если смотришь на него легким взглядом какого-нибудь счастливого насекомого, проникшего сквозь пар одуванчика в самую его сердцевину.

Молчание продлилось недолго.

– Отнял! – вдруг вскричал старик. – Но это же означает, что…

– Вот именно! – сказал петушок.

– …что этот прощелыга и кровосос…

– Еще бы! – подтвердил петушок.

– …при помощи моей всевидящей трубки…

– …сделается богатым, как Березовский, и всесильным, как международная наркомафия, – подытожила за него умная птица.

Старик Потапыч подергал руками голову, но та сидела на шее крепко.

– Что же делать? – попросил он совета.

– Как «что делать»? – удивился петух. – И это меня спрашивает счастливец, перед которым снимало шапки население туманности Ориона и созвездий Тельца и Ящерицы! Который рассчитывал накормить небесными хлебами и рыбами голодные народы Земли! Которому простыми словами, написанными на драгоценном монокуляре, объяснили, что нужно делать, если вдруг его чудесным прибором завладеет какой-нибудь негодяй…

– Стоп! Я знаю! – сказал хозяин. И добавил повеселевшим голосом: – Правило левой ноги…

– И правило золотого сердца! – с облегчением выдохнул петушок. – Наконец-то! А я уж было подумал, не применить ли мне мой фирменный метод по оживлению работы памяти. – И он крылышком погладил свой клюв.

– Но, позволь, – хозяин задумался. – А особая защитная кладь, походным саквояжем именуемая? Где она? Хотя… Ну хитрюга! – Старик Потапыч всплеснул руками. – Как это я сразу не догадался. Признавайся, саквояж у тебя?

– Ну, вообще-то, говоря фигурально… – Чересчур уж петушку не хотелось признаваться во вчерашнем проступке – краже у мальчишки трубы, – ведь если он расскажет про саквояж, то придется раскалываться и дальше. Поэтому он мялся и делал вид, что поправляет непослушное перышко.

Когда же он наконец решился покаяться в субботнем грехе, в тяжелой тишине коридора невесело прошелестели шаги. Столько грусти, мало того – отчаяния, было в этих шелестящих шагах, что два сердца, человечье и петушиное, закричали и рванулись на помощь.

Первым выбежал в коридор Потапыч.

У старинного ампирного шкафа, прислоняясь к его обшарпанной стенке, тихо плакал Андрюша Пряников.

В руке Андрюша держал записку, в которой скорыми, спешащими буквами почерком Андрюшиной мамы сообщалось, что родители будут поздно. У знакомых «горят» билеты, и родители ушли на концерт.

– Будь мужчиной, – старик Потапыч строгим голосом обратился к мальчику. – Что за слезы в мирное время? Ну, подумаешь, ушли на концерт. Не на фронт же, в самом-то деле.

– Это он, – шепнул петушок из-за тыквенной головы хозяина. – Тот мальчишка, у которого я… – Птица на секунду замешкалась, подыскивая нейтральное выражение, заменяющее слово «украл». – Нашел твою чудесную трубку.

Старик Потапыч обалдело нахмурился.

– Как «нашел»? Почему «нашел»? – Он тряхнул своей головой-тыквой.