Онлайн книга «Гнездо ласточки»
|
…Ткнулась в калитку – открыта. Получается, все это время во двор мог проникнуть кто угодно. Город был относительно тихим, да и вряд ли кто в здравом рассудке сунулся бы в жилище майора полиции, но… «Черт. Забыла попросить закрыть за собой. Ну и что? Какая разница, все равно уезжаю, не будет мне никто эту незапертую калитку припоминать!» Калитка в заборе запиралась изнутри на широкий засов. Да, был еще замок – на тот случай, если дом покидали все его жильцы, но такое случалось крайне редко. Обычно в доме всегда оставался кто-то, в основном мать. Иногда, вот как вчера, засов специально не задвигали, и гости заходили во двор без звонка, потому что не набегаешься – всем дверь открывать. Кира зашла во двор, задвинула засов, торопливо взбежала на крыльцо. Тим уже сидел в прихожей, напротив на стуле – мать с Гелей на коленях. – Пришла! Наконец-то. Я уже звонить тебе собирался, – с раздражением встретил ее жених. – Еще же час до отъезда, – напомнила Кира. – Сейчас твой отец обещал быть. Он нас на вокзал отвезет. – Он же на работе, мы утром попрощались… – Говорит, появилось «окно». Звонок. – Геля, беги, открой, это папа… Как хорошо, что отец не заметил оплошности Киры, оставившей калитку незапертой! Геля убежала, мать поднялась, обняла Киру. Руки у матери дрожали, она, судя по всему, едва сдерживала слезы. – Мама, все хорошо. – Когда я тебя еще увижу, деточка моя! – прошептала мать на ухо Кире. От матери пахло сложной смесью лекарств. – Сколько лет еще ждать… – Мама! – простонала Кира. Мать уже рыдала в голос. – Так, кто это у нас тут сырость разводит? – В дом вошел отец. – Олюшка, кончай рыдать. Присядем на дорожку. Все сели – кто куда, Геля – опять на колени к рыдающей матери. У младшей сестренки глаза тоже на мокром месте были – всхлипывала, вытирала пальцем слезы из-под очков. Смешная… У Тима на лице застыла гримаса недовольства, раздражения, отвращения. Он то и дело откашливался, словно в горле ком застрял. – Ну-с, пора, – отец вскочил на ноги, схватился за ручку чемодана на колесиках. – Вперед, с песней! И веселее, товарищи, веселее! Тимофей, ну ты-то чего раскис? Кира встала, мать с Гелей тоже. Тим все сидел, опустив голову, все с той же гримасой на лице, и словно не слышал ничего. – Ти-им? – позвала Кира. – Тим, что с тобой? Тим сглотнул. Поморщился, потом вдруг закрыл глаза, стал заваливаться на бок. И – упал на пол. – Тим?! – с ужасом прошептала Кира. Ее и без того мучила совесть, что она целовалась только что с бывшим возлюбленным, что позволяла трогать себя чужому мужчине, что слушала всяческие признания… А тут как расплата наступила. Только почему не ее наказывают, а Тима, ни в чем не виноватого?.. К счастью, Тим через несколько мгновений открыл глаза, попытался встать. Отец помог ему подняться. – Что-то мне хреново… – вяло произнес Тим. – Да ты весь горишь! – Кира прикоснулась ладонью к его лбу. – Что же делать-то… – запричитала шепотом мать. – Как же вы поедете, если Тимофей в таком состоянии? – Никак они не поедут, – отрезал отец, внимательно глядя на будущего зятя. – Да и не пустят тебя в поезд, брат. В больницу надо. Добраться до машины сможешь или «Скорую» вызвать? – Смогу, – пробормотал Тим. – Обопрись о плечо… Кира, ты с другой стороны. Пошли. Геля, открой пока ворота! Всю дорогу до больницы у Киры теплилась надежда, что, может быть, обойдется. Что Тиму сделают укол, ему станет лучше и они сядут в поезд. Наивные, детские фантазии. Тиму лучше так и не стало. Доехали до больницы. – Сидите, я сейчас… – Отец выскочил из машины, легко и стремительно, точно мальчишка, взлетел на крыльцо – туда, где находилась дверь, ведущая в приемный покой. В детстве Кире несколько раз приходилось лежать в этой больнице. Когда аппендицит вырезали, рука поломалась, еще там… Не слишком веселые воспоминания. Оттуда, из детства, шло ощущение тоски и безнадежности. Внутри больницы, Кира помнила, длинные коридоры, стены крашены в зеленый цвет. Зеленый сам по себе – хороший, веселый цвет, но есть у него такой противный-противный оттенок с примесью болотного, от которого кошки на душе скребут. Постылый зеленый, казенный зеленый. Напоминает плесень, застоявшуюся воду в луже за свалкой. Веет холодом и формалином. Да, именно так: на первом плане резкое химическое амбре, а за ним едва различимые нотки разложения… Страшно. Тоскливо. – Тимочка, держись, – пробормотала Кира, гладя Тима по пылающей от жара щеке. Он застонал, поморщился. Кира еще ни разу не видела жениха в таком состоянии. Тим, даже когда болел, сохранял бодрый, деловой настрой… Через минуту появился отец в сопровождении высокого лопоухого парня с дурашливой улыбкой на лице – тот катил перед собой черное кресло на колесиках. – Транспорт подан! – заржав, сообщил парень. Санитар, наверное, медбрат? – Корзинкин, давай без шуточек, – строго произнес отец. Подхватил Тима, помог тому перебраться в кресло. – Доктор сейчас будет, хороший доктор – Захаров, он осмотрит тебя, Тимофей. Отец покатил Тима в кресле, а Кира пошла за ними. Небольшой холл с полом, выложенным кафельной плиткой, и – знакомые зеленые стены. У девушки даже сердце сжалось… – Проходите! – крикнули из распахнутых дверей. Там, в приемном, их всех встретил доктор Захаров – дядька лет сорока, жилистый, небритый, с пронзительным взглядом голубых глаз. Он до безумия напомнил Кире незабвенного доктора Хауса, особенно когда заговорил. Манера его речи – резкая, циничная… И юмор этот – тоже циничный какой-то. Мортальный. – Тэ-экс… Пациент скорее жив, чем мертв. Значица, будущий ваш зять, Игорь Петрович? Круто вы с зятьком… Отец раздраженно хохотнул, недовольным голосом пошутил в ответ. Кира не слушала – она напряженно смотрела на Тима. – Что случилось? Упал в обморок? Да, бывает такое… Я ж говорю, чем-то напугали вы зятя, товарищ майор! – Он горит весь, – пробормотала Кира. – Мы температуру не мерили, но, кажется, очень высокая. – Тэ-экс, а мы сейчас померим. Дышите. Повернитесь. Дышите. В глаза мне смотрите. Теперь давление… ручку сюда кладем… Только сегодня плохо стало? – Нет, – опять вмешалась Кира. – Он уже дня два какой-то не такой. – «Какой-то не такой?» – щетинисто улыбнулся доктор Захаров. – А подробности? И попрошу не стесняться, я же доктор… |