Онлайн книга «Гнездо ласточки»
|
Он, конечно, старался. Учился на отлично, вел себя примерно. Его хвалили, уважали, ставили в пример. Но не любили – страстно, безрассудно, нежно, обожающе… Как единственного. Как самого лучшего и необыкновенного. Как должна была его любить родная мать. Иногда безумная надежда посещала Игоря – а вдруг, а вдруг дядя Юра примет его как своего сына? А вдруг тетя Маруся поймет, что он, один мальчик, лучше всех трех ее девочек? Нет. Нет. Нет. По каким-то мелочам, нюансам, оговоркам – можно было всегда догадаться, что Пановы обожали дочек и ставили их выше, чем приемыша. Игорь упорно старался стать лучше всех, он хотел, чтобы Пановы им гордились, чтобы им гордились все вокруг, даже соседи – восхищались им, любили, считали лучшим, – но… Мало. Очень мало доставалось Игорю. Тогда мальчик решил построить свой мир, где только он будет солнцем, обрести свою семью, где станут любить только его, его одного. Больше всех в мире. И получилось. У Игоря появились семья, дом (построенный его же руками). Игорь заработал себе имя и уважение. Но пришла Кира и хочет разрушить все. Родная дочь, а как она его ненавидит… За что?!. * * * – Кира Игоревна? Ну как, не передумали возвращаться? – негромко (на охоте необходимо соблюдать тишину) спросил Лапиков, тот самый второй водитель, подойдя к Кире. Она сидела у дороги на поваленном дереве. Кира наблюдала, как неподалеку копошатся муравьи в муравейнике. – Тс-с, смотрите, лиса! – вдруг прошептал на ухо Лапиков. – Где? Между деревьями, в сумраке – медовом, густом, теплом – мелькнуло что-то рыжее. – Ой, правда лиса! – обрадовалась Кира. – Да, тут еще много всякого зверья бегает. Но не бойтесь, сейчас лето – даже волки нападать не станут, вас почуют, первыми уйдут. И это… Я просто тороплюсь. Я спрашиваю – не нагулялись? Вернуться на базу не хотите? – Я остаюсь, – сказала Кира. – Ладно. Только от машины далеко не отходите. Ребята еще часа два по лесу бегать будут, а то и дольше. Не скучайте. – Не буду. Вечером вернетесь, да? – Уже не я, мой напарник приедет. А я на крестины – у младшей сестренки дочка родилась. В соседней деревне. Ну как в соседней, километров пятьдесят еще ехать от нашего охотхозяйства… – Счастливо! – И вам того же! – ласково улыбнулся Лапиков. Садясь в машину, обернулся, улыбнулся опять, помахал рукой. Поднимая пыль, внедорожник запрыгал по кочкам прочь. Кира так и осталась сидеть на бревне, завороженная лесом. Она чувствовала себя успокоенной, душа ее словно отмякла, смирилась, приняла этот мир с его жесткими и несправедливыми условиями. И, как всегда, внезапно, из ниоткуда, начала рождаться мелодия. Из чересполосицы света и сумрака, настоянная на запахе болотных трав, состоящая из пения птиц, едва слышного шуршания муравьев, шелеста травы, задетой лисьим хвостом… Скрипка, виолончель. Вот фортепиано подхватило мелодию. Выше, выше – туда, где смыкаются кроны деревьев, где просветы синего неба, по которому плывут облака. Еще выше, к ослепительно-яркому солнцу. Еще выше – где уже тропосфера, и не видно землю за белой, безмолвной пустыней из ватных облаков. Еще выше – туда, где на золотом престоле сидит сам Бог и легкими взмахами дирижерской палочки направляет звуки музыки… Записать бы эту мелодию, зафиксировать. Но под рукой нет ничего. «Да и не надо… – лениво, растворясь в природе, подумала Кира. – Я же все равно запомню, запишу потом! Как всегда было…» – Кира! – чей-то шепот неподалеку. – А? – Кира вздрогнула, повернулась на голос. Впереди, за деревьями, стоял отец, почти сливаясь с окружающим фоном – благодаря своей защитной форме. С ружьем за спиной. – Иди сюда. Кира поднялась, машинально отряхнула травинки с джинсов и – пошла. – Папа… А как же охота? – Ничего. Без меня обойдутся. Мало я, что ли, этих кабанов настрелял… – с усмешкой, словно стесняясь, ответил тот. – Ты вроде как спала, что ли? Сидела с закрытыми глазами. – Я не спала. Я музыку сочиняла. – Вот оно как… – смущенно произнес отец. – Выходит, я помешал. Сбил у тебя вдохновение. Они брели по лесной тропинке, довольно широкой, рядом. Мелькали в траве ягодки спелой земляники, точно капли крови. Отец наклонился, сорвал. Протянул Кире гроздь, щедро посыпанную ягодами. – Спасибо, папа. – Кира, ты… Ох ты. Прямо даже не знаю. Кира, я знаю – я не самым хорошим отцом был… – вздохнул отец. Сердце у Киры сжалось, потом забилось сильнее. Оказалось, она ждала этих слов, этого признания (по сути, раскаяния) от отца всю свою жизнь. И вот он говорит эти слова. Она улыбнулась, положила в рот ягоду – сладкую, пахнущую лесом. А глаза защипало от близких слез. – Красиво у нас тут, да, Кира? – бодро произнес отец, словно сам стесняясь этого момента. – Очень, – прошептала она. Рядом с отцом она ничего уже не боялась, ни о чем не беспокоилась. Просто шла и шла. Становилось теплее – утро набирало силу, солнце поднималось все выше. И это тепло – ласкало, утешало. Как объятия кого-то родного, любимого. – Туман?.. – прошептала Кира. В самом деле – откуда-то из чащи, поверх травы, словно ручейки разбегались струи белого тумана. – Это плохо, – пробормотал отец. – Во время тумана гусей поджидать хорошо, они охотника не замечают. А вот когда на кабана идешь, туман – это не есть гут. Деревья вдруг расступились, впереди оказалось открытое пространство. Неподалеку журчала, вернее, мощно шумела, большая вода. – Ой, до реки дошли, надо же! – удивилась Кира. Побежала вперед, осторожно заглянула вниз. А там (метров десять-пятнадцать обрывистый берег) стремительно бежала река Светлая (в честь которой, собственно, и был назван город). Вид оказался настолько великолепным, что Кира потянулась к нагрудному карману – хотела сфотографировать это зрелище. Но телефона не обнаружила. Телефон остался в куртке. В домике, на базе. «Жалко…» – разочарованно подумала Кира. Мягкий край обрыва крошился под ее ногами. Именно в этот момент она решила отступить назад. Обернулась и, еще в повороте, увидела – отец, метрах в двадцати от нее, стоял, держа ружье на изготовку, целясь прямо ей, Кире, в лицо. Над головой отца вальяжно покачивалась еловая лапа, напоминающая опахало. Треск ружья, вспышка – вот что услышала молодая женщина. Но еще до того – пласт земли на краю обрыва под ней сдвинулся, одна нога поехала в сторону. |