Книга Вся жизнь перед глазами, страница 39 – Лора Касишке

Ночь огромна и непостижима.

Она кажется лишенной жизни, но стоило Диане включить фонарь на заднем крыльце, как из темноты тотчас явились сотни мошек и принялись роем кружиться вокруг лампочки.

Где они прятались до того, как вспыхнул свет? Что делали?

Они цеплялись друг за друга крохотными крылышками, образуя сложный узор. Интересно, из чего у них крылышки?

Наверное, из чего-то такого, что похоже на тончайший шелк, покрытый еще более тонкой пленкой. Из чего же еще?

Диана шагнула в ночь, тихонько прикрыв за собой дверь, чтобы не разбудить мужа и дочь.

Она успокоилась и расслабилась. Трава холодила босые ноги, хотя роса еще не выпала. Сильно пахло розами. Было тихо…

Те звуки, что не давали ей заснуть, еще не стихли, но здесь, на улице, их поглощал и разбавлял огромный мир. Над головой простиралось неправдоподобно высокое черное небо с яркими звездами — Диана увидела созвездие Малой Медведицы, похожее на россыпь бриллиантовой пыли. Там для всех хватит места.

Перевела взгляд с неба на землю.

В темноте белел пластмассовый пони.

Диана встретила взгляд его пустых глазниц. Он как будто о чем-то хотел рассказать… О чем-то таком, чего ей не расслышать. Все эти годы, ночью и днем, в любую погоду, игрушечная лошадка стояла на улице, уставившись в стену гаража. Двигаться она не могла, но и не разрушалась, потому что была сделана из вечной пластмассы.

Что значит вечность для тех, у кого нет разума?

Вечность. Вечная бессонница. Диана обернулась к пони: наверное, это обман зрения, но ей почудилось, что он шевельнулся.

Она отвернулась и поспешила к гаражу. Металлическая дверь поехала в сторону с грохотом, словно из пещеры покатился камень. Изнутри на Диану пахнуло жарким запахом бензина, но цементные ступени лестницы, по которой она поднималась в мастерскую, приятно холодили босые ступни.

Должно быть, Тимми услышал ее приближение — подвывания стихи, и послышалось мурлыканье.

Диана чуть ли не кожей ощущала его нетерпение. Он рвался на волю, и его не заботило, что снаружи может подстерегать опасность и не факт, что найдется еда и место, где спать. Она еще только открывала дверь, а кот уже прошмыгнул мимо нее, скатился по лестнице и тенью метнулся из гаража. Бесконечная, непроницаемая темнота поглотила его.

К концу августа зной, раскаленным одеялом накрывавший Бриар-Хилл больше двух недель, наконец ослаб.

Одной из подруг отец перед отъездом с новой женой и сыном в Калифорнию оставил машину. В ней не было кондиционера, поэтому окна приходилось держать открытыми, отчего безжалостно страдали прически.

Все хорошее быстро кончается.

И лето тоже.

Скоро опять в школу, за гладкие парты, отдающие мебельной полиролью. Опять изучать спины Майкла Патрика или Мэри Оливет.

Они решили поехать в зоопарк.

Почему бы и нет?

Кто сказал, что в их возрасте не ходят в зоопарк?

Она не была там с детства, но смутно помнила, как плелась, уцепившись за отцовскую руку. Второй рукой он толкал коляску с новорожденным ребенком и разговаривал с молодой женой. Только это она и запомнила — как он без конца выдергивал руку, чтобы выровнять движение коляски. Да, и еще зевающего льва, небрежно развалившегося на скале: он поднял было голову, но тут же уронил ее опять, провалившись в сон.

Ее подружка ходила в зоопарк прошлым летом со своим взрослым приятелем, державшим дома экзотических животных. Он до смерти надоел ей подробными рассказами из жизни волков и рысей, а потом купил вафельный рожок с фруктовым льдом. Животные, казалось, узнавали его. В серпентарии, когда их никто не видел, он засунул руку ей под рубашку, чтобы потискать, а в обезьяннике поцеловал так сильно, что на нижней губе выступила кровь. Она уже была беременна, хотя и не знала об этом.

У вольера со львом она увидела миссис Адамс, у которой училась в третьем классе. Тогда учительница ходила с огромным животом, как, впрочем, и в этот раз. Ковыляя и переваливаясь, она катила перед собой пустую коляску. Судя по всему, миссис Адамс ее не узнала, но все равно неодобрительно посмотрела на девочку под руку со взрослым мужчиной.

В зоопарке было не протолкнуться от детворы.

Они кричали и бегали, поминутно теряясь, а их родители, бледные, несмотря на яркое солнце, носились за ними по всему парку, таща сумки с вещами.

Подруги, как всегда, были в шортах, с татуировкой на щиколотках.

Папаши детей пялились на эти татуировки, пока их жены с детьми возле рва с водой, отделяющего животных от посетителей, разглядывали белых медведей. На мордах у медведей, вокруг пасти, виднелись следы крови.

Подруги с восторгом гуляли по зоопарку, мало чем отличаясь от наводнившей его мелюзги.

Животные демонстрировали полное безразличие к посетителям: бродили по клеткам, скучали, плавали кругами или дрыхли без задних ног.

Родителям, обвешанным полотняными сумками, все это тоже было не очень-то интересно.

Зато подружки старались протиснуться поближе к каждой клетке и вместе с малышней покатывались со смеху, глядя на зверей. Им хотелось праздника — мороженого, фруктового льда, сладкой кукурузы, лакричных конфет на палочках.

Они еще не расстались с детством, хотя взрослый мир со всеми его проблемами, в том числе неразрешимыми, подступал к ним все ближе. Его предвестники ощущались в тоске голодного белого медведя, в похотливых взглядах папаш, не способных отвести глаз от их голых ног, и в возмущении их жен, прекрасно понимавших значение этих взглядов.

Они перестали быть детьми, но еще не стали женщинами. Они были на полпути от одного к другому. И были одновременно и тем и другим.

Диана проснулась и обнаружила, что лежит головой на столе, уютно уткнувшись в локоть, покоящийся на стопке бумаги для рисования.

Тимми ночью хватило для прогулки нескольких минут, после чего он вернулся и скребся в дверь мастерской, пока она не впустила его обратно. Сейчас он сладко потягивался на плетеном коврике. Потом сел и стал смотреть на Диану — без обожания, но и без осуждения. Просто смотреть.

Над горизонтом поднималось солнце, заливая комнату золотом персикового оттенка. Было не больше шести утра, но с улицы уже слышались какие-то голоса. Диана встала, удивившись, что тело совсем не затекло. Как ни странно, она чувствовала себя возмутительно здоровой и вполне отдохнувшей. Подошла к окну, раздвинула занавески, невесомые и легкие, как рассветная дымка. Выглянула наружу.

Они были там.

Блондинка и ее дружок вернулись в бассейн Элсвортов.

Голая девица сидела на бортике, болтая ногой в воде. От дома на нее падала тень, в лучах восхода окрашенная в сливовый цвет. Одной рукой она потирала шею, в другой держала косяк, который как раз в эту секунду поднесла ко рту и глубоко затянулась. Диане показалось, что она чует у себя в легких его вкус — сладость, похожую на все сразу: рассвет, пыльцу, цветочные лепестки, запах специй в бакалейной лавке, фруктовый коктейль, солнце.