Книга Левый глаз, страница 76 – Андрей Плеханов, Сергей Лифанов

Сердце мое вздрагивает от радостного предчувствия. Этот человек – мой. Он еще не знает, для чего пришел сюда. А я знаю. Он пришел, чтобы выпить со мной. Поболтать со мной и рассказать, кто он такой, чем занимается и для чего существует на белом свете.

Сегодня я пришел сюда ради него. Люблю оригинальных типов.

Впрочем, похоже, что он тоже положил на меня глаз. Направляется к прямо к моему столу, тяжело плюхается на стул.

– Что вы будете пить? – спрашиваю я. – Угощаю.

– Угощаешь? – глаза человека снуют из стороны в сторону – не от смущения, скорее, от неудовлетворения вечерней трезвостью. – Тогда водки.

– Камареро! – кричу я и поднимаю палец. – Одну водки!

Официант подскакивает, сгибается в полупоклоне, лицо его выражает извинение.

– Извините, водки нет, – говорит он. – Не держим. Если хотите, к вашим услугам большой выбор мексиканских напитков.

– Это что такое? Текила? – спокойно интересуется человек.

– О да, конечно! – Официант радостно улыбается. – У нас двадцать три сорта текилы. Какую вы предпочитаете?

– Какую угодно. Какая разница? Любая текила – дерьмо, – говорит человек и улыбка официанта угасает сама собой. – Стакан. Принеси мне стакан этой вашей текилы, дружок. У вас есть граненые стаканы?

– Что? Извините?.. – официант впадает в окончательное замешательство.

– Ах, да… – человек машет рукой. – У вас такого нет. Нет у вас граненых стаканов. Надо было из дома прихватить. Ладно, неси обычный. И побыстрее, в глотке пересохло до невозможности.

К текиле, как и положено, подают лимон и соль, но человек не обращает внимания ни на то, ни на другое. Он выцеживает стакан текилы через край – тягуче, глотками, слегка морщась. Так можно выпить воду – плохую, испорченную, выпить которую необходимо только лишь для того, чтоб не умереть от жажды, но все же воду, а никак не текилу. Потом он хватает со стола кувшин с водой и с бульканьем вытряхивает его содержимое себе в глотку, перевернув вверх донышком. Вытирает губы. Глаза его успокаиваются и перестают бегать.

– Должно быть, это ужасно – выпить сразу целый стакан текилы? – замечаю я.

– Ужасно, – кивает он головой. – Даже дешевая водка намного лучше самой дорогой текилы. Почему здесь нет водки? Варварство какое-то.

– Сейчас вы будете пьяны, – констатирую я. – Алкоголь ударит вам в голову…

– Что ты пьешь? – мои слова не трогают его. Похоже, гораздо больше его интересует содержимое моего стакана. – Что у тебя там такое? С виду похоже на молоко.

– Это Рикар, анисовая настойка. Очень крепкая. Ее разводят водой и она приобретает молочный цвет.

– Можно попробовать?

– Пожалуйста. Пейте осторожно, дружище. Маленькими глоточками.

Я стараюсь сдержать улыбку. Попробовать слабо разведенную анисовку в первый раз – большой сюрприз. Весьма неожиданные вкусовые ощущения, не каждый такое выдерживает.

Он всасывает все содержимое моего стакана единым махом. Я ожидаю чего угодно, но только не такого. Я уверен, что глаза его встретятся на переносице, оттолкнутся от нее как бильярдные шарики и разбегутся в разные стороны. Что дыхание его перекроет как газовую трубу вентилем. В конце концов, он может хотя бы поперхнуться – приличия ради. Не случается ничего, он просто выпивает все это. Затем поднимает двумя пальцами кувшин и с сожалением убеждается, что в нем ничего нет. Тыкает вилкой в кусок ветчины на моей тарелке, вяло сует мясо в рот и проглатывает.

– Ну как? – интересуюсь я. – Оригинально? Тонко?

– Я уже пил такое, – флегматично отвечает он. – В детстве. Тогда это называлось "микстура от кашля". Ты когда-нибудь кашляешь, дружище?

– Нет…

– Неудивительно. Стакан этой гадости способен избавить от кашля на целый месяц. И сколько это стоит?

Я называю цену.

– Одна порция этой микстуры стоит столько же, как три бутылки водки в России, – сообщает он, скалькулировав что-то в голове, помогая мыслительному процессу шевелением светлых кустистых бровей.

Я терпеливо жду, когда он начнет пьянеть. Ни малейших признаков этого не наблюдается.

– По моим расчетам вы должны быть уже изрядно пьяны. – говорю я. – Почему вы сидите на стуле, а не лежите под столом?

Он прерывает размышления и смотрит на меня.

– Стакан сорокаградусного – водки, рома, бренди или той же текилы – это фон, – говорит он. – Сам по себе фон не имеет значения. Это как грунтовка, которая кладется на холст. Когда грунтовка хорошо улеглась, когда она на своем месте, можно рисовать контур и начинать класть мазки. Если ты будешь рисовать маслом прямо по холсту, то получишь просто мазню. Некоторые так и делают, они называют эту мазню современным искусством и подводят под это теоретическую базу. Но я не люблю халтуры, предпочитаю добротную школу. Я грунтую холсты сам. И первый стакан водки выпиваю тоже сам. Импровизация – потом.

– Вы художник?

– Художник, – он кивает головой и тяжело вздыхает. – Так уж не повезло. Знаешь, как я пишу! Всякие ваши Веласкесы-Дали в подметки мне не годятся. И что с того? Не в то время я родился, и не в том месте. Сейчас ведь чего в моде? Мазня как курица лапой. А я – реалист. Кому сейчас нужна хорошая школа?

Он поворачивается, бесцеремонно хватает за руку официанта, пробегающего мимо.

– Эй, парнишка, – говорит он, – ты это, текилу свою рюмками не таскай, тебе же больше работы. Принеси сюда всю бутылку. Мы ее сами разольем как нам нужно. И две бутылки минералки. Запивать вашу дрянь будем.

Через пять минут я обнаруживаю, что осторожно втягиваю губами текилу из наполненного наполовину бокала. Художник бодро булькает из стакана, запрокинув голову. Кадык под его растрепанной бородой ходит туда-сюда.

– Вот это уже лучше, – говорит он, стукнув дном опустошенного стакана по столу. – Основная работа пошла. Прорисовка, так сказать, деталей. Деталечек и маленьких таких деталюшечек.

– В каком городе вы живете? – спрашиваю я, пытаясь представить что-нибудь российское. В голову не лезет ничего, кроме снега и медведей.

– В Жуковке.

– Это большой город?

– Это не город. Дыра дырой, деревня. Уехал я из города, дружище. Уехал. Потому как там еще хуже было. Сейчас ведь что город – непотребство, злость да корысть безобразная! Пусть, думаю, заказчики ко мне в деревню поездят. И что ты думаешь? Ездят, как миленькие! На джипах своих японских нашу грязь месят! Помнят еще люди Сергея Можайского!

Он гордо выпячивает нижнюю губу, скребет пальцами в бороде.

– Вы пользуетесь большой популярностью, Сергей?

– Да какая там популярность… Не понимают нынче гениев! Нет спросу на хорошие картины. Ну и хрен с ними! – Он перегибается через стол, доверительно приближается губами к моему уху. – Я сейчас в основном репродукции пишу. Представляешь – приезжает ко мне такое брателло, всё в золотых цепях, пальцы не гнутся. "Серега, – говорит оно мне, – я вот с Голландии альбомчик привез. И вот эта натюрморда мне нравится". И показывает мне какую-нибудь голую бабу, кисти, к примеру, Рубенса. "Ты мне нарисуй пять штук, – говорит мне это брателло, – токо шоб все одинаковые были. Я четыре у себя в комнатах повешу, чтоб красивше было. А пятую своей марухе подарю на день Святого Валентина. Она у меня от такой художественности шибко тащится – типа, как понимает. И чтоб там всё при всём было – типа, мазок в мазок". "Без проблем, – говорю я. – пять штук баксов на стол, авансом, а когда сделаю, еще десять штук добавишь". И через два месяца все готово. Принимай товар, сам Рубенс не отличит.