Онлайн книга «Фатум. Сон разума»
— Выходи. С переломанными ногами ты точно митинговать не сможешь. Лешка ревел уже в три ручья, размазывал по лицу сопли и слезы, сверкал глазами. В комнату заглянула мама: — Никита, Лешенька… Лешенька, ну не плачь. Нельзя тебе туда. Мелкий скрестил руки на груди и повернулся к родственникам спиной. Ник успокоился: из окна сигать парень не станет. А вот дверь надо бы запереть. Он вывел маму в коридор, снял с крючка под вешалкой ключ и запер Лешкину комнату снаружи. Замок врезали давно, Лешка сам и настоял, чтобы сделали. Он закрывал комнату, когда уходил, чтобы мама там порядок не наводила. В дверь тут же забарабанили. Лешка ругал брата и маму эксплуататорами и гадами. Конь по-прежнему мялся на пороге. — Извини, Стас. Ты раздевайся и проходи. Сейчас чаю попьем. Дети, что с них возьмешь. Это моя мама, Юлия Викторовна. Мама наконец-то заметила гостя, поздоровалась. — Что происходит-то, мам? Ты не в курсе, может, по телевизору говорили? — Да вроде против мэра выступают. А почему — я не разобралась. Вроде проворовался. К тому моменту, как Ник с Конем допили чай, а Лешкины вопли стихли, по телевизору объявили: указом президента мэр Москвы отправлен в отставку. По факту хищений возбудили уголовное дело. Беспорядки на улицах, однако, продолжались. И Ник принял решение сперва ехать в штаб, а потом уже — к Тимуру Аркадьевичу. Глава 3
ГРОЗДЬЯ ГНЕВА Аня Батышева попрощалась с Ильей и Толстым и перешла на «Библиотеку имени Ленина». В вагоне было полно народу, Анечка забилась в уголок, прислонилась к стене, закрыла глаза. Подремать. И во сне и наяву за коммунизм я пасть порву! Коммунизм — это я! Коммунизм — это мы! Коммунизм — это лучшие люди страны! [9] — грянули хором с другого конца вагона. Анечка очнулась. Люди вокруг замерли, качнулись от крикунов. Черноглазый носатый мужчина, сидевший с краю диванчика, быстро прикрыл лицо газетой. — Россия для русских! Зиг хайль! — взвыли сзади. Она обернулась — трое бритоголовых, в бомберах, агрессивных волчат. — Иди на…! — весело откликнулись невидимые «левые». — Проклятый фашист! Скины заработали локтями, пропихиваясь вперед. Аня двинулась следом — гипноз ситуации, нельзя туда лезть, а лезешь. Поезд затормозил — «Кропоткинская». Скинхеды и Анечка с ними вывалились на платформу. А из соседних дверей выпали самого небоевого вида ребята. У всех на рукавах — красные ленты. Пять человек. Главный выступил вперед, улыбнулся очаровательно: — Ну что, фаши недобитые? — А чё? — обрел дар речи один из бритых. — Ты тут чё? Типа за хачей? Ты типа умный, да? А не пойти бы тебе на…, коммуняка сраный? Один из коммунистов расстегивал куртку. На парней оглядывались, но никто не спешил вмешаться или позвать полицию. Анечка в растерянности отошла в сторону. Драться будут? Глупо это — драться в метро, повяжут всех. — Я типа против быдла, — разъяснил коммунист, — а ты, придурок, позоришь нацию. Понял? Вместо того чтобы дело делать, херней страдаешь! Ты головой своей пустой подумай: чем бить черных, лучше поменять власть! Догнал? — Ты чё? Ты чё сказал? Ты кого обозвал?! — Не догнал… — Коммунист обращался уже к своим. — Придется учить, товарищи. Темный, необразованный, глупый… А если вправить мозги, в наших рядах мог бы принести пользу обществу. Мальчишка, расстегнувший куртку, кивнул и бросил ее на серый грязный пол. Размял пальцы. Ане он не показался опасным, но скины зашептались, запереглядывались. — Сейчас получите за всё, суки, — пообещал закончивший разминку парень. — Я вас научу Родину любить. За все теракты ответите. — Эй, ты чё? Ты чё ваще? Теракты хачи устроили! Маловата была стая и хиловата против пятерых ребят. Анечка осторожно обошла спорящих, остановилась на безопасном расстоянии. Драку надо предотвратить, это ее обязанность как члена «Щита». Пассажиры куда-то подевались. Тетка-смотрительница скрылась в своей будочке. Позовет полицию — всех заберут, не отмоешься потом… — Прекратите, — пискнула Анечка. Попробовала еще раз, громче: — Прекратить! На нее посмотрели. Мелкая, в белом пальто, в высоких сапожках — Анечка понимала, что выглядит несерьезно. — Прекратить! — Чё, ментяра? — удивился «говорящий» скин. — А типа назовите звание. И представьтесь. Анечка решила говорить с коммунистами: — Анна Батышева, «Щит»… — Ну и? — удивился коммунист. — Что лезете, товарищ Батышева? Вам заняться нечем? Сейчас мы поговорим с молодыми людьми и пойдем на улицу. Присоединяйтесь. Только пока отойдите, а то еще заденем нечаянно. Подошел еще один поезд, из него выгрузилась толпа человек из тридцати, дружно скандирующая: За Маркса, за Ленина, за страну Мы буржуям объявим войну! Скинхедов как ветром сдуло. Анечка подошла к коммунистам: — Ребята, а что, митинг будет? — Будет акция протеста, — снисходительно просветил командир. — Меня зовут Дмитрий. Не желаете присоединиться, товарищ Батышева? Мы не из «Щита», но Каверина уважаем. Просто обидно, что он действовать не хочет. Присоединяйтесь, одной вам точно не стоит… «Братишка выпорет, — подумала Анечка, — ремень возьмет и задницу надерет». — Конечно, желаю! — ответила она. Пролетарий всех стран Иди на таран! Группка Дмитрия влилась в толпу. Объятия, крики, выброшенные вверх кулаки. За Маркса, за Ленина, за страну! Строем, держась за руки, прошли они вверх по лестнице, турникеты раздробили реку на ручейки, а сзади уже напирали новые, десятки, приехавшие на следующем поезде — все больше и больше людей, все дружнее крик: Бей буржуя, сил не жалей! Врагов коммунизма Забей, забей, забей! По кишке коридора, по лестнице — на улицу, на солнце. Ни одного полицейского не встретилось на пути. Анечка шла между коммунистами — подставив лицо ветру, выкрикивая простые слова речевок, счастливая как никогда. Перешли улицу, не обращая внимания на гудки машин, двинулись строем. Но тротуара не хватало, и шагали по проезжей части тоже — вдоль Москвы-реки, мимо храма Христа Спасителя… Вперед, вперед, Россия! Ломи, ломи, ломи! К победе коммунизма Приди, приди, приди! Автомобили шарахались, прохожие лезли на бордюр. Мимо Музея изобразительных искусств — к Манежной площади. Достоевский, грустно притулившийся у библиотеки, смотрел сверху. Здесь было много своих, из «Щита», клубилась толпа, и Анечка потерялась в ней, сдавленная дружескими плечами. Только грохот ног, одно дыхание на всех, злое счастье кричать. |