Онлайн книга «Дэмономания»
|
Среди них вновь объявилась Мадими, ставшая взрослой, к тому же обнаженной женщиной (тако же являет свой срам, {139} — записал Джон Ди). Она велела им возлюбить друг друга совершенной любовью, чего они до сих пор не сделали, вопреки ее повелениям, и добавила, что апостол Павел предавался плотским вожделениям, и ни мальчику, ни девочке среди паствы его не было от него спасения, так что он готов был отказаться от своего призвания, но Господь сказал ему: Довольно для тебя милости и благодати Моей. {140} Они не могли постичь волю Небес, равно как не могли понять мудрость Господа, изрекшего: Кого помиловать — помилую {141}, для прочих же нет у Меня ничего; глуп вопрошающий о причине. А если Господь отменил Свои законы лишь для них, что можно возразить на это? Чему только Дух Божий не учит нас — и даже то, что кажется грехом в очах человеческих, пред Ним праведно. Узрите, что вы свободны, — сказала она. — Делайте то, что по душе вам. «Ушла, нету», — сказал Келли. Что она имела в виду? К какому греху перед людьми, но не перед Богом, их направляли? Что они совершили недолжного, чего из должного не совершили? «Я знаю, — сказал Келли Джону Ди. — Золото есть порождение, схожее с деторождением. Следовательно, его не может произвести человек, не давший потомства. Который… который не может». Они разговаривали тихо, хотя в комнате не было никого и никто бы их не подслушал. Снова стоял май. {142} «Ужели твоя жена, — спросил Джон Ди, — не покорилась тебе?» Келли снял с головы шапочку, которую носил всегда (она скрывала шрамы там, откуда много лет назад были отсечены уши за фальшивомонетничество, или за колдовство, или за то и другое — он не хотел рассказывать). «Отчасти покорилась, — сказал он. — Но не вполне». Еще в Англии ангелы избрали Джоанну Купер из Чиппинг-Нортона в жены Эдварду Келли; во всяком случае, они заявили Келли, что он должен жениться, а Джоанна не возражала. Она была всего лишь двадцати четырех лет от роду, непонятлива и терпелива. Келли терпеть ее не мог и едва выносил женино присутствие. «Она что, — осторожно спросил Ди, — все еще девственница? Virgo intacta?» {143} «Почти что». Джон Ди разгладил бороду ладонью. Его друг всегда был смешением жара и холода, мужского и женского. Как-то Ди изготовил для него снадобье, дабы укрепить его мужскую силу. «Но ты, — сказал Келли. — И твоя Джейн. Та, из чьего лона вышли столь многие». «Просто напасть», — сказал Джон Ди. «Артур, Роланд, Катерина, Майкл, — сказал Келли. — И те, кто не выжил». «Двое», — сказал Джон Ди. В неутоленном беспокойстве Келли встал с табуретки, сложил руки за спиной, потом перед собой, сел вновь, согнувшись, как от боли, беспокойно двигая головой, словно искал что-то. «Эта наша квадратура, — сказал он. — Наша четверица. В ней брешь, изъян, недостача, которую нужно восполнить». Джон Ди не отвечал. Как и Келли, он знал, что алхимическое золото — порождение тех, кто его взыскует, подобно меду, созданному пчелами. Лишь чистейшие и благороднейшие души способны получить в своих горнах эту чистейшую и благороднейшую из всех субстанций. Робких ждет неудача; маловерные потерпят поражение; нечистые и злые произведут на свет подделки и чудовищ. Наконец он спросил: «Как восполнить?» «Они говорили со мной, — произнес Келли, — о парном обмене. Но я не хотел слушать». Джон Ди поднял голову и внимательно посмотрел на своего друга, смотрел долго, ожидая, не обретут ли слова какой-то смысл. «Они велели, — продолжал Келли, — чтобы у нас все было общее». «Да. Так оно и есть». «Мы должны жить, словно в Золотом веке, и так мы вернем тот век. Когда золото прирастало в земле». Джон Ди осторожно кивнул. «А значит. А следовательно, мы должны и женами владеть сообща. Uxores nostres communes» [29] С колокольни доносился призыв к «Ангелюсу» {144}, и сладкий звон каждого удара плавал в весеннем воздухе, наполняя комнату, пока его не вытеснял следующий. «Кто тебе это сказал?» — спросил Джон Ди. «Ко мне тайно приходил один маленький дух, — сказал Келли. — Имя его Бен». {145} «Бен?» «Он сказал, что такой обмен — не грех, но необходимое условие нашего совершенствования; и об этом же говорили ангелы, хотя и туманно, обиняками. Но я не соглашусь на это. Ни за что». «Раньше ты не говорил о таком». «Бен научил меня отгонять винные пары из масла. И сказал, что, если мы не подчинимся голосам, мой порошок проекции утратит силу. Чтобы очистить масло, говорил он, возьми два серебряных блюда, накрой одно другим, а отверстие в них…» «Общие жены, — произнес Джон Ди. — Это великий грех, учение самое нечестивое. Они не могли так сказать». «Сказали. Говорили. Вот и давай не будем больше с ними иметь дело. Клянусь, больше словом с ними не перемолвлюсь». Он сомкнул длинные пальцы, опустил их на колени и уставился в пустоту. Джон Ди изучающе смотрел на него. Снова и снова Эдвард Келли играл эту роль в общении с духами, которых дано было видеть лишь ему: протестовал, сомневался, отказывался иметь с ними дело, именовал их проклятыми и говорил, что он и его наниматель, общаясь с ними, подвергают свои души опасности. Так что Джону Ди всякий раз приходилось просить его, успокаивать, рассеивать страхи и вновь просить, уговаривать. Умолять его сделать то, чего он жаждал в душе. Как мужчина уламывает деву. Так что ответственность всегда была на нем, Джоне Ди; на нем и вина, если она есть. «Пойдем, — сказал он и, с силой хлопнув ладонями по коленям, встал. — Пойдем. Спросим у них. Посмотрим». В маленькой комнате Тршебонского замка Джон Ди поставил стол для занятий магией; туда ночами являлись духи, привлеченные стоящим в центре прозрачным камнем, и разговаривали с двумя смертными. В эту комнату и взбирался Джон Ди, волоча Эдварда Келли за рукав мантии. Через узкие окна-бойницы вдоль винтовой лестницы снизу доносились вечерние звуки, голоса тех, кто возился во дворе. «Вверх, — говорил Джон Ди. — Вверх». Красивый камень на подставке был пронизан лучом солнца, самодовольным (таким он казался в тот миг) и безмолвным. На столе лежали бумаги Джона Ди, отчет обо всем, что здесь говорилось, рожок с чернилами и маленький кубок, выточенный из дерева, — подставка для перьев, подаренная ему сыном Роландом. |