Онлайн книга «Погашено кровью»
|
Таксист не спрашивал адреса, а привез их на место, будто бывал здесь каждый день. Здание сверкало, как Лас-Вегас в кино. Иномарки облепили светящийся фонарь, как мотыльки. На карточке значился четвертый подъезд. Они нашли нужную дверь с другой стороны здания, где не мелькали неоновые огни, а горел красный фонарь над железной дверью и сбоку торчала кнопка звонка. Белый надавил на кнопку, и вскоре щелкнул засов. Дверь приоткрылась, и они увидели бритого мужика с серьгой в ухе. По ширине он не уступал двери. Перемалывая челюстями жвачку, он невнятно спросил: – Чего надо? Белый протянул визитную карточку. – Мы друзья Рахмана. Он нас ждет. Дверь открылась. Гостей обыскали у входа, и в сопровождении кожаных бритых мальчиков они спустились вниз. Вся обстановка и ее обитатели походили на съемочную площадку. Кирпичные стены лабиринта освещались торчащими в гнездах факелами. Отдельные помещения не имели дверей, а выглядели тупиками в катакомбах. Не зная точного маршрута, здесь нетрудно заблудиться. Белый обратил внимание на то, что они шли по зеленой ковровой дорожке и проходили мимо тех поворотов, где шли стыки с покрытиями другого цвета. Кожаная униформа, бритые головы, оловянные бляхи, грубые сапоги, факелы, закопченный кирпич – все вместе взятое могло произвести впечатление, если к этой игре относиться серьезно. Белый и Чижов вышли из тайги и, подобно волкам, уходили от охотников. Они не принимали ряженых за силу. Компания в десяток человек веселилась в кирпичной комнате с железной дверью. Среди пьющих не было людей в коже. Эти ребята имели те же лица, что часто попадаются в зоне. Белый тут же понял, в какую малину они попали. На столе были водка, капуста, грибы, «Беломор». Никаких излишеств и форса. Когда гостей ввели в помещение, шум затих. Рахман встал из-за стола и воскликнул: – Вот мои орлы! Молодцы, что пришли. – Кто это? – спросила хмурая личность, сидевшая рядом с Рахманом. – Мои друзья, Глухарь. Они Хана с коня срезали. Такие люди дорогого стоят. С армией не поладили. Обеспечь их корочками и пригрей на груди. Каждый из них кучи твоих фраеров стоит. – Посмотрим, – кивнул Глухарь. – Горбатый! – Из-за стола встал сутулый мужичок с колючими глазками. – Отправь одного к Князю, а второго в «похоронку». Там сегодня недобор. А вечером я подумаю, куда их пристроить. Горбатый вывел гостей в коридор и захлопнул железную дверь. – Ладно, кореша. Для начала каждый из вас по одному поручению выполнит, а когда вернетесь, поговорим. – Послушай, мужичок, – скрипнул зубами Чиж, – мы в вашу малину не суемся. Сделай нам ксивы, и разошлись. Белый протянул фотографии сутулому распорядителю. Тот криво усмехнулся и сунул снимки в карман. – На это уйдет два-три дня. А пока подле меня походите. Он достал пухлый конверт и ручку, надписал его и передал Белому. – Отвезешь в Сокольники. Москву знаешь? – Знаю. – У дома остановят, скажешь, что весточку несешь Князю от хозяина. Они пропустят. А ты, коротышка, поработаешь в «похоронке». В сегодняшней бригаде недочет. Приболел один мальчонка, заменишь его. – Горбатый повернулся к кожаному конвоиру. – Проводи коротышку к Няньке. Пора им в смену заступать. Впервые за последние дни Чижова и Белого разделили. Человек по кличке Нянька был чем-то похож на Чижова. Невысокий, широкоплечий, с быстрыми нетерпеливыми движениями. Он встретил новичка с безразличием. – Надолго тебя к нам? – спросил Нянька, выйдя из лабиринта на улицу. – Черт его знает. – Как звать? – Чиж. – Не могильное у тебя имя. Ничего, если в нашей бригаде оставят, то назовут Лопатой или Копалой, либо Ломом. Всем уборщикам дают имена инструментов. Они сели в старенький «жигуленок» и выехали на улицу – Ну а какие еще бригады есть? Нянька усмехнулся. – Я не знаю. Тут любопытным быстро рога обламывают. – А Глухарь кем командует? – Быками. Одни стреляют, другие копают, третьи деньги делят. А мы с тобой мусор убираем. – Хорошо бы в казино попасть. – Угу! И еще кучу зеленых выиграть. В казино избранные трудятся. Впрочем, каждый дворник метит в министры. Мне и здесь живется нормально. Я без амбиций. Деньги платят, а чего еще надо? Если попадешь в передрягу, то тебя откупят. Чужим не сдадут, но и свои похоронить могут, если много вопросов задавать будешь. Машина остановилась у въезда в автобусный парк. Сторож поднял шлагбаум и кивнул водителю. – А здесь мы что забыли? – спросил Чиж. – Наш катафалк. Их ждал старый потрепанный «уазик» с надписью вдоль борта «Ветеринарная помощь на дому». Рядом с водителем имелось второе сиденье, остальное пространство пустовало. В салоне машины пахло хвоей и гнилью. – И этот шарабан еще бегает? – удивился Чижов, усаживаясь в машину. – Не машина, а реликвия. Сам утверждать не берусь, но старожилы говорят, что катафалку больше десяти лет и его ни разу не останавливали. Заговоренный! Нянька сплюнул через левое плечо и включил двигатель. Машина проехала через Марьину рощу в Останкино и к девяти вечера подкатила к подъезду в полутемном дворе, где их поджидал какой-то ханыга в телогрейке и сбитых набок сапогах. Бросив окурок, он подошел к дверце водителя и оголил наполовину пустой рот. – В бригаде замена. Новичок? – Хватит болтать, Метла. Сколько? – Всего один. Хило работают. Упаковал как надо. Целлофанчик постелил и на два мешочка разделил. Интеллигентно и без грязи. – Тащи. Твоя работа. Нянька и не думал выходить из машины. Ханыга открыл задние дверцы и ушел в подъезд. Теперь Чиж увидел застеленный еловыми ветками пол салона. Через минуту на лапник упал первый мешок с чем-то мягким и тяжелым, следом упал второй. Дверцы захлопнулись. Ханыга что-то хотел сказать, но Нянька тронул машину с места. – А этого Метлой кличут? – спросил Чиж. – Слышал ведь. Аккуратный, гад. Ему бы в мясники идти, да не берут. Коровьи туши от его вида шарахаются. Нянька сунул папиросу в зубы и замолк. Машина, набирая скорость, шла в сторону Ярославского шоссе на выезд из Москвы. * * * Белый хорошо знал город и легко ориентировался в любом районе. За восемь лет Москва не очень изменилась, вот только все русские названия сменились на иностранные. Магазины назывались шопами или супермаркетами, а по сути оставались тем же самым. Реклама на столбах, афиши и ни малейшей заинтересованности в усталых глазах прохожих. |