Книга Так говорил Никодимыч, страница 10 – Борис Юдин

Вот мужик и пошёл.

Пришёл, свечку купил, икону чудотворную ему бабуськи показали. Вот мужик стал перед Образом, да и говорит. Так и так говорит, нельзя ли мне этот вредный запах убрать, а то совсем житья нету.

Так говорит мужик, и видит, что Никола Угодник на иконе голову повернул и говорит:

– Ладно, мужик, исполнится тебе. Ты только свечку ставь быстрей да уходи, а то из киота выпрыгнуть хочется.

Вот мужик свечку зажёг, и побежал радостный. И так он обрадовался, что себя не помнил. А вспомнил только тогда, когда в больнице очнулся. Смотрит: врачуга к нему подходит весь в белом. Мужик к нему:

– Доктор, – говорит, – скажите честно, ноги у меня воняют или нет?

– Не волнуйтесь, больной, – говорит этот врач, – Вам вредно волноваться, потому что Вы под машину попали и мы всем трудовым коллективом еле-еле Вас к жизни вернули. А ноги… Нет. Не воняют уже Ваши ноги, потому что пришлось их обрезать по самое «не могу».

Так сказал этот доктор и ушёл.

А мужик наш сразу начал радоваться:

– Правду старая кочерга мне сказала, – думает, глянь ты! Простая штука, кажется – свечку поставил. А как помогло!

И что вы подумали? Наладилась после этого у мужика жизнь. Пенсию стал получать. На паперти сидеть пристроился. И ему хорошо подавали, надо сказать. А потом приженился на одной вдовице. И живут да радуются. Правда, злобные соседки сначала всё к этой бабе приставали. Дескать, зачем тебе безногий нужен. А она им отвечала, что ноги у мужика – это не самый главный орган. Вот они и заткнулись.

Вот так бывает, братцы. А вы говорите…

– Это да – подтвердил Фёдор. – уж, что-что, а бывает по-всякому.

– Ну, это и к попу не ходи! – согласился Никодимыч.

Вот один мужик попил после работы пивка, а потом едет себе в трамвае и думает:

– Это зря я последнюю кружку допил. Пожадничал, а теперь припёрло так, что спасу нет.

Вот думал он так себе, думал, да и выскочил на ближайшей остановке. И сразу в подъезд. Облегчил он там себе жизнь, выходит, на ходу ширинку застёгивает, да задумчивый взгляд в небо поднимает. Глядит, а из-за облачка высовывается рука и пальцем ему грозит.

– Ну-ну! – сказал сам себе мужик, а потом спохватился:

– Что же это такое они в пиво добавляют, если блазнится?

Закурил мужик, задумался. Думал он себе, думал, да и решил, что без бутылки тут не разберёшься. Вот стал он в киоске эту бутылку брать, а из – за угла опять рука высунулась, и пальцем грозит. Ну, что ты будешь делать!

Ммужик в соседний двор заглянул, а там, как положено быть, чужие мужики сидят, и вроде как козла забивают. Наш мужик и подходит. Здравия желает.

– Здоров будь и ты, – говорят чужие мужики, – садись, гостем будешь. А бутылку поставишь, хозяином будешь.

Мужик и поставил. Посидели. Поговорили о том, о сём. Что, дескать, опять Америка своё макало суёт, что олигархи оборзели, и что ваще беспредел. Потом наш мужик и спрашивает:

– А что, братцы, тут в вашем районе может что ненормальное твориться?

Чужие мужики только ржут:

– Есть тут у нас, – говорят, – рука, что пальцем грозится. Дык, это она только тогда грозит, когда лишку взял. А кто норму блюдёт, тому ничего.

Тут наш мужик воспрял духом и решил домой пойти. Только на улицу со двора вышел, слышит, что телефон-автомат звонит. Обычный такой телефон. В будке. Трубка разбита, потроха наружу, а звонит. Мужик сдуру-то трубку и взял. А в трубке ему человечьим голосом:

– Ну, всё, мужик! Достал. Как на угол выйдешь, так тебе кирпичом по башке будет.

Мужик трубку бросил. Не то, чтобы испугался, а просто не захотел, чтобы кирпичом. Вот встал он под дерево и думает:

– Постою тут чуток. С дерева кирпич не упадёт.

Вот он стоял, стоял, да и притомился. Сел на землю и пережидает. А тут, как на грех, менты. Взяли нашего мужика под ручки белые, и в машину волокут. Наш мужик возьми, да и обернись на прощанье. Смотрит, а на углу чужому мужику кирпич на голову свалился.

И так радостно стало нашему мужику, так хорошо, что и не рассказать. Смеялся всю дорогу, даже связывать пришлось, а то он на радостях обниматься лез.

И что интересно, даже с утра, когда отпустили, хорошее настроение у мужика не прошло. Пошёл он поправиться малость, и домой поехал. Там со своими мужиками посидел, и всё смеялся, да радовался. И что интересно, когда домой пришёл, его баба даже ругаться не стала, только пожелала сдохнуть. И всё хорошо. Живёт мужик, да радуется себе. Правда в тот район, где ему блазнилось, больше ни ногой. Мало ли что.

– А то ещё вот как вышло – сообщил Никодимыч, и закурил – Так вышло, что и не поверите.

Вот один мужик как-то проснулся и вспомнил, что бутылку с собой принёс и в сапог спрятал, чтобы баба не нашла. Он в один сапог руку засунул – пусто, в другой – тоже нету. Вот он тогда попил водички из-под крана, закурил и думает себе:

– Прятал я эту бутылку, или мне приблазнилось?

А тут евоная баба приходит.

– Что, куришь, паразит? – говорит ласково, – что ты куришь, как не в свои нутри? Всю хату провонял. Иди на улицу проветрись.

Тут мужика-то и осенило.

– Мария! – говорит ласковым голосом, – Христом Богом тебя прошу, отдай бутылку, если нашла. На что она тебе?

– А она мне, – говорит эта злющая баба, – чтобы тебе, паразиту, меньше вышло.

Тут мужик решил пригрозить.

– Ох, Мария! – говорит, – ох! Не доводи до греха…

Только зря это он угрозы угрожать придумал. Потому что баба его – она шуток не понимала. Известно, какой ум у бабы. Хоть у любого спроси. Вот останови на улице первого попавшего мужика и спроси. Тебе каждый пальцем возле виска покрутит. Дескать какой-то умишко, конечно есть, но гайки надо крепче закручивать. А наш мужик это дело на самотёк пустил. Вот она и взяла волю.

Вот поэтому, как только наш мужик свои угрозы произнёс, – в шутку, конечно, – да разве бабе юмор настоящий понять? – так она его окрестила по горбу кипящим чайником. И вид сделала такой, чтобы ясно было, что шутки шутковать она не намерена. Ну что? Наш мужик только горбину почесал, да и подался во двор. Думал там мужики соседские ещё сидят, так нальют по доброте сердечной. Какое там! Как вышел, так и увидел, что уже вечер, и что всех мужиков бабы давно по домам разобрали. Вот мужик сел на лавку, закурил и соображать начал. Соображал себе, да соображал, а к утру, наверно, умом тронулся, потому что нашёл огрызок карандаша и написал на куске газеты:

А я свою мечту мечтаю,

Но, видно, счастья не достать.

Я понапрасну погибаю

И мне «прости» уж некому сказать.