Онлайн книга «Операция "Шасть!"»
|
– Это дело я люблю. – Никита взял в руки инструмент и провел по струнам. – Эх вы, гусли-самогуды, ноги-самоплясы. – Ишь ты, гляди-ка че! – обрадовался хозяин. – Тоже игрун, значит? Ну сейчас мы тут джем-сейшен устроим. Погодите минутку. Впрочем, отсутствовал он куда меньше. Появился, неся еще две гитары, одна из которых была очень уж изящной, с пышным бантом – определенно дамской. Ее-то он и облапил нежно, передав вторую Лехе. Трио дружно забренчало, подстраиваясь друг под друга. Добрынин начал наигрывать что-то мелодичное и до боли знакомое. – Знаем, знаем, – подыграл ему Попов. – Старинная юсавская песня «Хотел в Калифонью». «Иглз», по-моему. – Ну а чем мы не трио орлов-бандуристов? И мы можем. – Не, Лешка, давай-ка лучше нашу старинную. – «Песню про кабанов»? – Точно. Дамская гитарка под мышкой у Муромского выглядела как балалайка. Тем не менее звук он извлек из нее самый что ни на есть зажигательный: Исстари рядится с делом потеха: Мол, без потехи царил бы бедлам. – Добрая чарка коню не помеха, — Ну так и хрена ли нам, кабанам! – Так эту я знаю! – обрадовался Никита. – Мы ее в морге на посиделках постоянно пели. – Ну да, можно сказать, ваш профессиональный гимн. – Алексей подмигнул ему. – А ведь все народные песни выходят из народа. – Леха у нас тот еще физик-лирик. Самородок-самописец! Он в свое время в студентах много чего народного понаписал, вагант. – Да будет тебе, – смущенно отмахнулся Попов. – Поехали, что ли? Звон трех гитар и рев трех крепких глоток заполнил, казалось, всю Вселенную: Хваткие руки повиснут как плети, Ходкие ноги сплетутся узлом: Ты напоследок промчишься в карете, Скромно помеченной красным крестом. Шмякнув тебя на разделочный столик, Хмурый прозектор нацедит сто грамм (Не разводя): «Будь здоров, трудоголик, Пусть не товарищ ты нам, кабанам!» Белое, плотно-добротное тело. – Что ж ты, засранец, его разложил? А ведь сумей ты отвлечься от дела — Родине б нашей служил да служил! Без регулярных естественных сбоев, Без разгильдяйства внутри кабалы Дело – подрыв древнерусских устоев: Это не дело, друзья-кабаны. Делая дело, в спонтанном запале К легкой потехе всегда будь готов; Если уж чарка конягу не валит, То уж, конечно, не нас, кабанов! Дело гундит, что берет тебя в долю, Щуря лукавый, с хитринкою глаз. Помни, оно потешается вволю, А не какой-нибудь гребаный час. Счастье не в водке, не в папиросе, Но и не в вареве дел и забот. Не отключаетесь? – милости просим В гости к прозектору, в рот вам компот! – «В гости к прозектору, в рот вам комплот!» – продублировал последнюю строчку самобытный народный автор Попов. И вся честная компания загомонила: – Комплот! Комплот! Вот оно, наше, исконное-посконное! Гип-гип, ура! Выпьем, что ли, где же кружка!.. Хоп, а где же поллитрушка? Озадаченный Илья пошарил под столиком, зачем-то помешал лед в ведерке. – Не пойму, мужики, что за полтергейст такой. Точно знаю, была пятая бутылка. Никита вспомнил недавнее обнаружение «Государыни Императрицы» под столом и хмыкнул. Чудеса! И впрямь полтергейст. – Не полтергейст, Илюшенька! – прозвучал вдруг серебристый женский голосок. Воцарилась кладбищенская тишина. Минута молчания в память о товарищах, опаленных белой горячкой. Приятели с немым укором разглядывали друг друга. – Ну и кто из вас хренов чревовещатель? – Илья, спасовав перед пыткой неизвестностью первым, навис над соратниками всплывшим на полную высоту айсбергом. В комнате снова прозвенело серебро: – Ну дают, пьяницы! Чревовещание выискивают. Опомнитесь, горлодеры! Вы ж простые пьяницы, а не кастрированные. Где уж вам с вашими чревами чугунными извлекать меццо-сопрано вроде моего? Побойтесь бога, молодцы. – Так, значит… Глюки. Кристофы Виллибальды Глюки, – пробормотал ошарашенный Леха. Сохранивший некоторую трезвость рассудка Никита, сканируя профессиональным взглядом замкнутое пространство, продекламировал нараспев: – Ах, откройся, молодица, стань нам названой сестрицей. – Или это… тетушкой родной, – подхватил Леха. – Короче говоря, гостьей дорогой, – заключил на правах хозяина квартиры Муромский. – Ой, до чего же вы хорошенькие! – хихикнул голосок. – Меня – и вдруг гостьей… Обалдевшие приятели не заметили, как над столиком приподнялось ведерко со льдом. Приподнялось и перевернулось. Кусочки посыпались – кому за шиворот, кому за пазуху. – А-а, черт! – Илья быстро начал освобождаться от рубахи. – «Тут я понял, это джинн, он же может многое…» Совсем как у Жеглова. Все-таки это полтергейст. – Эх, Илюша, солнышко ты мое доморощенное. Не джинн и не полтергейст. Я Фенечка твоя. Феня. – Фенечка – это что? Типа колечко в ноздрю или пупок? – Да нет же. Имя такое, древнерусское. – Хорошо, хоть не Фекла, – оправился от замешательства Добрынин. – А зачем ты, Феня древнерусская, водку нашу умыкнула? Неужто одна хлебать собралась? В жизни не поверю. Давай-ка выходи, коль пошла такая пьянка. Выпей с нами. Голосок выдержал паузу, как бы подыскивая нужные слова. – Молодые люди, вы вроде бы уже протрезвели. Давайте разберемся серьезно. – Да уж, давай серьезно. – Такие понятия, как домовой или ангел-хранитель, вам о чем-нибудь говорят? Илья пожал литыми плечами: – Я вообще-то всегда считал, что домовые мужского пола. А персональный ангел-хранитель, конечно, круто, но неубедительно. – Неубедительно? – Голосок, казалось, осерчал: – А как ты, молодой да интересный, катался всю жизнь сыром по маслу, не затрудняя себя бытовыми мелочами? – Прости, милая, но довод так себе, – возразил Илья. – «Сестренки» мои – они ж ух какие работницы заботливые! Взять хоть Ингу… – Ладно. А почему тогда ни одна красотка тебя до сих пор не захомутала? Ты, что ли, отбиваешься от вертихвосток этих?! – Стоп-стоп-стоп! – примирительно поднял руку Никита. – Понятно, чего только в жизни не бывает. Женщина-домовой или домовая звучит и вправду непривычно. Ну да пусть. Однако, судя по Илюхиной реакции, он-то до сих пор знать не знал о твоем существовании. То есть ты, Фенюшка, как-то управлялась без этого вот сладкозвучного аудиовоплощения. Чего ж сейчас-то произошло экстраординарного? |