Онлайн книга «Иван-царевич и С. Волк. Жар-птица»
|
Объяснения Серого, к великому отчаянию Ивана, были кратки. — Исчезновение принца Кевина — твоя работа? — Он меня толкнул. — А турнир? — Пришлось поломать голову… — А что ты сделал с сэром Ингваром? — Солнечный зайчик. — А сэр Якоб? — Ты бы знал, сколько масла ему на седло пришлось вылить… — А третий? — На него ушло всего пол-банки горчицы. — То есть? Он ее всю съел? — Не он, а его кобыла. И не то, чтобы съела… — Ну а генерал Айс? Тоже горчица? — Хм. Тут все немножко сложнее. Когда ты сказал, что в последнем поединке тебе наверняка придется сразиться с Айсом, я подумал, что в конце так близко к нему подобраться не удастся, и поэтому, не теряя времени даром, быстренько нашел в ихнем лесочке одну хорошую травку, благо она тут растет, заварил, и под видом торговца освежительными напитками споил ее ему. Правда, на то, чтобы она сработала, было нужно время, и пришлось уговорить Гарри и Санчеса, чтобы они его немножко потянули… Чтобы в самый раз пришлось. — Ну, и?.. — Ну и получилось. Сам же видел. — Но что за травка? — Хорошая травка. Слабительная. Только, боюсь, перестарался я, тройную дозу ему втюхал… Зато дней пять у него будет на одну проблему меньше. Или больше. Как посмотреть. Первой реакцией царевича было сказать, что на рыцарских турнирах все должно быть честно — и победа, и поражение, и жизнь, и смерть — этим, вроде, и знамениты они, и королевич Елисей, например, отвернулся бы от него на всю оставшуюся жизнь за такие штучки, но тут кто-то внутри него, язвительный и ворчливый, шепнул, почему-то голосом Серого, что поражение и смерть честны тогда, когда они чужие, а некоторым молодым идиотам надо завести привычку хоть иногда думать перед тем, как куда-нибудь влазить, а Волк только спасал его никчемную шкуру, за что ему в очередной раз большой спасиб и низкий поклон, а не твои душеспасительные беседы. Иван слегка оторопел, потом почему-то решил, что это — голос его совести, и не стал возражать. И только потом пришло ему в голову, что, может быть, совесть, выговорившись раньше, молчала, а к микрофону прорвался ее заклятый друг — здравый смысл. Но кто из них прав — Иванушка так и понял. Ведь не может же быть так, что правы двое? Или не прав никто? * * * Этим вечером дружеские посиделки в «Веселой Радуге» повторились один-в-один, лишь с той разницей, что все угощение было за счет Гарри, а вина — раза в два больше. Никто не задавал ему вопрос, откуда у минисингера деньги — все и так поняли, что выступление перед королевской семьей и придворными совсем неплохо оплачивается. Когда гости насытились и зазвучали первые аккорды, Гарри, выдержав театральную паузу, осчастливил всех известием, что, возвращаясь с турнира, он сочинил новую песню о дамах, менестрелях и рыцарях, каковую и не замедлил исполнить под шквал всеобщих восторгов. Среди собравшихся легкомысленных певцов и веселых музыкантов, как черный каравай на подносе с пирожными, выделялся человек в кирасе и с мечом на перевязи из дорогой кожи. Его не было в прошлый раз, но поскольку никто не тыкал в него пальцем и не спрашивал, что господин офицер делает в этом вертепе муз, Иван решил последовать всеобщему примеру, и обращать на странного незнакомца не больше внимания, чем он того заслуживал. Хотя, наверное, в этом была какая-то тайна, и уж королевич-то Елисей ни за что не прошел бы мимо… Гарри нетрезво подмигнул Иванушке раскосым зеленым глазом, кивнув кудрявой головой в сторону загадочного гостя. — Это — майор Мур. И он — начальник городской стражи. Вы не поверите, но у него голубые глаза, он играет на мандолине и пишет стихи. И он вам посоветует, как можно получить аудиенцию у Шарлеманя. Вам повезло, что сегодня майор смог посетить нас. Лучше него никто из нас не смог бы рассказать о дворцовых порядках, об этикете двора, о привычках короля… Эй, Мур, будь так любезен, пересядь, пожалуйста, к нам — наши гости хотели бы с тобой переговорить… — Ну, так как, Сергий — ты со мной? — задал невинный с виду вопрос царевич на следующее утро. — Разумеется, — отрок метнул на Ивана настороженный взгляд — похоже было, что его почти звериное чутье шепнуло ему о чум-то нехорошем. — А ты помнишь, что говорил вчера Мур? — Это ты на что намекаешь? — на всякий случай обиделся Волк. — Да нет, ты что, я вовсе не об этом… — смутился Иванушка от этой малости. Да и, честно говоря, чтобы его смутить, многого и не требовалось. Волк смягчился, но напряжение его не покинуло. — Так о чем это ты? — Ты, кажется, очень привязан к этой бесформенной рубахе? — Это — элегантная мешковатость, — парировал Серый. — К этим стоптанным сапогам? — Они почти новые. Ты же сам мне их пожаловал в день нашей встречи. — К этому нелепому ремешку на голове? — Санчес сказал, что это называется хайратник, и что у них в школе это было очень модно. — Сергий, Мур сказал, что аудиенцию у Шарлеманя могут получить только высокородные дворяне, а чтобы сойти за такого, тебя нужно разодеть по последней мюхенвальдской моде, — мстительно напомнил Иван, с особым смаком выговорив «разодеть». Он все еще не мог простить Волку своего вчерашнего переодевания. Во время турнира Серый сполна навидался моделей придворного платья летнего сезона, и поэтому предложение друга произвело на него такой предсказуемый эффект. — Ты хочешь, чтобы я выглядел как какое-нибудь вондерландское чучело?! — Почему — «чучело»? — Ты что, не видел, что они носят?! — Видел. Вполне приличные наряды. — Приличные?! Ты что — издеваешься?! — Нет, что ты, что ты, я же как лучше стараюсь… — Лучше?! Терпеть не могу всякие дурацкие тряпки! — Это не дурацкие тряпки. Это — образец тонкого вкуса. — Я не собираюсь их есть! А наряжаться вообще ненавижу! Ты можешь представить меня в этом?!.. Да я лучше свою рубашку лишний раз выстираю! Ты видел, какого цвета у них поддевки?! — Что? — Ну, это… — разбойник беспомощно взмахнул руками около своей персоны. Иван, кажется, понял, что имелось ввиду. — Это не поддевки… — Тем более! Это уже даже не поддевки! А что они носят вместо нормальных штанов?! А что у них на шее? Я на себя ЭТО не надену!!! За кого ты меня принимаешь?! Только слепые идиоты могут носить такое!!! Иванушка слушал негодующие вопли Волка и торжествующе ухмылялся, чувствуя себя наконец-то отомщенным. |