Онлайн книга «Иван-царевич и С. Волк. Жар-птица»
|
Оставлять свой кафтан в лавке, равно как и таскать его везде за собой в руках, Иванушка не захотел, и тогда, не мудрствуя лукаво, Волк натянул покупку прямо поверх его лукоморской одежки. Возражения царевича были успешно пресечены быстрым замечанием продавца, что в таком виде благородный дворянин похож на настоящего рыцаря, и кто не знает — ни за что не догадается, что под туникой у него не гора мышц. Комплимент был сомнительного рода, но сэр Вульф не дал царевичу задуматься, а невежливо дернул его за атласный рукав и снова сказал, что они опаздывают. Это спасло положение. И вот теперь, покупая парочку бананов, Волк упустил из виду своего друга, который, как ненормальный, бросался то туда, то сюда, стараясь увидеть, понять и впитать все то, о чем раньше ему приходилось только читать и мечтать — огромное огороженное ристалище, высокие трибуны для знати, богатые шатры рыцарей-участников турнира, безумное буйство цвета на вымпелах и штандартах, грозные гербы, ржание исполинских боевых коней, звон смертоносного металла, пронзительные вскрики фанфар, объявляющих о появлении очередной великородной фамилии и пьянящие запахи лошадей, оружия, тысяч человеческих тел и рыцарской славы. Серый, яростно крутя больной головой по сторонам и изредка подпрыгивая, без особой, впрочем, пользы, вскоре обнаружил, что толпа вокруг значительно поредела, а сам он оказался в роще, среди каких-то пестрых островерхих палаток, вокруг которых деловито сновали слуги и стояли большущие лошади. Продолжая внимательно вглядываться в лица прохожих, он двинулся дальше. У самой дальней палатки, черной, не как остальные, он и обнаружил своего друга. Иван стоял зеленой бархатной спиной к нему и затягивал подпругу чьего-то коня. Серый вдруг разозлился. Ты тут встаешь в двенадцать часов утра, прешься пешком через целый город, натыкаешься на каждом шагу на толстых вонючих бургеров (или бюргеров, как там они называются?), а он не может подождать, пока его бедный страдающий друг не купит себе на завтрак (он еще и голодный вышел!) пару бананчиков в шоколаде! — Ну и свинья же ты, царевич! — с сердцем произнес он в затылок Ивану. Тот недоуменно повернулся, ненароком задев Волка локтем. И только тут он понял, что говорил не с затылком, а с лопатками… — В смысле? — удивился незнакомец. Если бы этой фразой он и ограничился, может быть, все кончилось бы для него хорошо. Но он имел неосторожность презрительно посмотреть на Серого сверху вниз. Или просто посмотреть сверху вниз — вариантов у него не было. Все остальное дорисовало раздраженное воображение Волка. За ноги затащил Серый бесчувственное тело подальше в кусты около черной палатки, поправил примятую траву и, пожав плечами и заложив руки в карманы, вразвалочку направился дальше, чувствуя себя все лучше и лучше с каждым шагом. — Он меня толкнул, — сообщил он спешащему куда-то шуту. — Он меня толкнул, — пожаловался встречному дворянину. — Он меня толкнул! — воззвал он к справедливости гончей под кустом. И довольно улыбнулся. Солнце вновь светило ярко и приятно припекало. Небо снова обрело синеву. Люди вокруг опять стали дружелюбными и милыми. Нет, все-таки, пока на свете есть наглые жлобы, которые считают, что они могут смотреть на тебя сверху вниз только потому, что они выше ростом, и которым можно надрать задницу — жизнь не такая уж и мрачная штука. Иван потерялся почти сразу же, и то, что он некоторое время находился недалеко от Серого, вплоть до того момента, когда тот остановился у лотка разносчика чтобы купить себе завтрак, было чистой случайностью — царевич был уже потерян для этого мира, всерьез и надолго. Окружающий его мир мальчишеских грез, мир, оживающий на страницах по желтевших фолиантов и в песнях бродячих менестрелей и трубадуров, романтический мир доблести, чести и отваги, мир, где прекрасные дамы томились в темницах у драконов, а рыцари без страха и упрека, презирая смерть, шли на все ради шелеста тонкой вуали, этот блистающий ослепительный головокружительный мир был рядом с ним! Могло ли быть счастье большее, чем прикоснуться к нему, вдохнуть пыль его дорог, услышать рев турнирных рогов, призывающих лучших из лучших на ратные подвиги!.. Как броуновская молекула, отталкивался он от одних и перелетал к другим, стараясь уловить ненасытными ушами малейший подробности, не пропустить самой незначительной детали. — Вы слышали, говорят, сегодня опять появится Черный Рыцарь! — Не может быть!!! — Да! И он будет сражаться за руку и сердце принцессы! — Генри, не отставай, потеряешься… — А вы знаете, я слышала, будто он — сын Лотранского короля… — Кевин Франк?!.. — Да нет же! Это невозможно, милый! — Сосиски! Горячие сосиски! — Еще как возможно, Люсиль! — Шарлемань его ненавидит! — Что булочник может понимать в политике!.. — От сапожника слышу! — Но он-то любит принцессу Валькирию и жить без нее не может! — Я тебе потом объясню, сынок… — Ах, как это романтично, друг мой!.. — Да-да, в этом-то все и дело! — Парочку сюда, мальчик… — Я совершенно точно знаю, что именно поэтому король боится, что к вечеру он получит Кевина Франка в зятья. — Сам-то он хочет выдать ее за генерала Айса!.. — Горячие сосиски! — Так вот почему тот остался здесь, в то время, как вся армия ушла на запад сражаться с Шантоньцами! — Конечно! А вы как считали, любезнейший! — Генри, Генри, иди сюда, проказник!.. — Ну уж против Айса ему не выстоять, будь ты хоть сам Карл Великий! — Да… Боюсь, ты прав, Эгон… — Но есть еще Георг фон Ривин, и сэр Ганн… — Эй, ты, с сосисками!.. — А Алекс де Жадан и… — Да сэр Вильям Фрей… — Ах, как это романтично, друг мой!.. — Сосиски! Сосиски!!! — Черный Рыцарь… — Генри! Вот вернемся только домой!.. Обрывки разговоров на одну и ту же тему доносились со всех сторон до Ивана — принцесса Валькирия, Айс, Черный Рыцарь, Шантонь, Шарлемань… И сосиски. Ошалевшего царевича толпа вынесла на край леса, туда, где раскинулись шатры участников турнира — претендентов на руку благородной Валькирии. Там и тут, среди деревьев расхаживали оруженосцы, герольды, слуги, а иногда через откинутый полог шатра удавалось поймать краем глаза священнодействие — облачения рыцаря в боевые доспехи. Иванушка сам не заметил, как оказался у самого крайнего шатра, черного, наполовину скрытого в густых кустах. Боевой конь стоял рядом, полог был отогнут, и ни вокруг, ни внутри никого не было. |