Онлайн книга «Иван-царевич и С. Волк. Жар-птица»
|
Сухой просмоленный тес на крыше занялся в одно мгновение, как спичка. Новое зарево подпрыгнуло, озарило окрестности, метнулось направо, налево, вперед… — Проклятье! — Уходим! — Всех сгною! — Склады! — Склады!!! — Склады горят!!! — СКЛАДЫ ГОРЯТ!!!!! * * * — Больше одной в руки не давать! — Проходите, не задерживайтесь! — Куды прешь! — Я с утра тут за этим мальцом занимала! — Не помню я тебя! — Вас тут не стояло, гражданочка! — Не надо ля-ля! Я свои права знаю! — Ты свои права мужу на кухне качай! — Убери руки! Руки убери, кому говорят!.. — Не трогай меня, мужланка!!! Конечно, всякий мало-мальски цивилизованный человек уже понял, что эти звуки издает не кто иной, как многорукое, многоногое, многоголовое и, самое главное, многоротое существо, которое заводится в любом населенным пункте после того, как известие о том, что продовольственные склады намедни сгорели дотла, становится общественным достоянием — очередь за хлебом. — Кто же поджег склады, не знаете? — тихий интеллигентный голос. — Нет, не знаю. Но говорят… — Тс-с-с! — Говорят, что кронпринц Сержио имеет к этому отношение… — Куда смотрит его величество!.. Он бы такого никогда себе не позволил!.. Наверное. — Молод ты еще, сынок. Не помнишь его, пока он еще просто братом короля был… А я во как помню! — присоединился тщедушный дедок с всклокоченными седыми волосенками на затылке. — Еще вот таким я его помню. — И что? — А-а, — махнул сухонькой ручной старичок. — Яблоня от яблока недалеко падает. — Тс-с-с! — Шарлемань Шестнадцатый, упокой его душу Памфамир-Памфалон, небось своему сынку такую бы взбучку задал!.. — Целых полчаса, наверно, выговаривал бы! — Упокой его душу Памфамир-Памфалон… — Чью? — Сыночка маленького его, инфанта Шарлеманя, дитятко безвинное… — Царствие ему небесное… — Будет пухом земля… — А я вот слышал… — Тс-с-с! — А я вот слышал, что не погиб его высочество тогда. — Да не могет такого быть! — А если может? — А если правда? — Тела-то тогда не нашли, сынки, помню я… — А могилка чья в склепе? — Пустая. Старого короля меч, вроде, говорят, нашли, а от наследника — ничего… — Страх-то какой, боженька… — Нынешний король, рассказывают, приказал буквально просеять весь пепел сгоревшей деревни, каждый камушек перевернул. — Вон он как своего брата с племянником жалел! А вы говорите!.. — Ага, жалел. — Пожалел волк кобылу… — Тс-с-с! — Заживо сгорели ведь, говорят… — Ох, не приведи Господь! — А кто говорит-то? Наш король и говорит! — М-да… — А что ж ему еще-то говорить-то? Что жив где-то маленький принц? — Ага, жди, скажет… — Тс-с-с! — А чего ж он маленький-то? Сейчас-то ему, наверное, годков восемнадцать исполнилось бы… — А то ведь поди и исполнилось… — Кабы жив-то он был, не страдали бы мы так, поди, от семени крапивного… — Тс-с-с! — Тс-с-с!! — Тс-с-с!!! — А, может, и найдется еще. Памфамир-Памфалон поможет. — Помоги ему всемогущий Памфамир-Памфалон! — А, может, и взаправду… — Да-а, всякое ведь бывает… — Не задерживайтесь! — Один каравай в руки! — Проходи, проходи, красавчик, не тормози народ! Заворачивая хлеб в платок, Иоганн Гугенберг быстро оглянулся и зашагал прочь. Надо было занести по дороге хлеб деду и встать в другую очередь. Через пару кварталов, проходя мимо хвоста своей старой очереди, он украдкой кивнул заспанному Ерминку. Тот, не прерывая разговора, подмигнул ему в ответ. План подпольного комитета по освобождению Ивана-царевича начинал действовать. Вечером комитетчики собрались на втором этаже одного из трактиров мастера Вараса. На этот раз собирались тайно, говорили тихо, пили мало — Серый объявил сухой закон до окончания операции. Возражений не было. Гарри не в счет. — Все идет как по писанному, — докладывал сеньор Гарджуло. — В общей сложности наша труппа побывала сегодня в сорока очередях. И только в одной Кастелло за его слова чуть не побили. Порвали костюм. — Сторонники Шарлеманя-Томаса? — Что он такого сказал? — Он сказал, что при Шарлемане Шестнадцатом было ничуть не лучше, а даже хуже, и что он любит теперешнего короля, и особенно благородного кронпринца Сержио. — Ха! — Гут. Чем хуже, тем лучше, — приговорил Волк, уписывая любимые бананы в шоколаде. — В моей очереди он бы камзолом не отделался, — самодовольно заявил Ерминок. — Да, ночной поджог, кажется, вывел народ из себя. — И теперь от нас будет зависеть, куда мы его приведем, — если бы у князя Ярославского был жилет, он, наверное, заложил бы за проймы большие пальцы и добавил: «Социалистическая революция неизбежна, батенька». И сам удивился бы. Но, ко всеобщему облегчению, жилеты на тот период только вышли из моды, и Вондерланд — несостоявшаяся колыбель — мог спать спокойно, хоть опасный момент и историческая месть были так близки… — Я постоял в семи очередях, — начал свой доклад мастер Варас, — и… На лестнице раздались торопливые шаги, дверь распахнулась, ударившись о загрустившего Гарри, что оптимизма ему не добавило, и в комнату влетел первопечатник. — Друзья, — едва перевел он дыхание, — Я хочу сообщить вам принепре… пренипре… при-непри… плохую новость. Помните, мы говорили тогда, что у потерянных кронпринцев всегда есть талисман, по которым их опознают старые няньки? — Не талисманы, а привычки. — Не привычки, а родинки. — Не няньки, а пастухи. — Какие пастухи? Какие родинки? Я говорю про пропавшего кронпринца Шарлеманя! — И садовники тоже. — Какие садовники?! |