Онлайн книга «Черти поневоле»
|
— А то! — кивнул Эдик. — Так у вас тут еще и Древний Египет есть? — Темнота! — вздохнул Лисипицин. — Ну какая тебе разница, что у нас есть? У нас все есть, кроме одного! — Чего? — наивно поинтересовался шеф. — Порядка! — недовольно сказал Рудольф Адольфыч. — Надо, чтобы все по струнке ходили! С нашим народом по-другому нельзя. — Это точно, — закивали бандиты. — Давно пора! — Я бы таких, как Шлоссер и Евстигнеев, за решетку посадил! И лесника с ними заодно, чтобы воздух чище стал. — Ага! — подобострастно захихикали бандиты. — Братцы! Вспомнил! — воскликнул вдруг Эдик и перешел на шепот: — Этот Шлоссер картошку в золото превращает! Сам видел! Может, поймать его и заставить, чтобы он мешка два для нас соорудил? — Это все потом, потом, — поморщился Лисипицин, — сейчас главное — что? Установить слежку за домом Шлоссера. На тот случай, если он попрет сундук в администрацию. Но он, гад, хитрый, может и не потащить. Тогда дождемся, когда механика не будет дома, и вытащим сундук сами. — Погоди, командир, — остановил его Серый, — я не врубился. Если он потащит сундук, то что делать-то? За ним идти? Лисипицин закатил глаза. Затем посмотрел на Эдика: — Как ты с ними работал? — А что, нормально, — пожал плечами шеф. — Никаких проблем. — Они ж тупые, как сибирский валенок! — взвыл Рудольф Адольфыч. — Ты это… Фильтруй базар, — нахмурился Эдик. — Кто тебе сказал, что сибирские валенки тупые? У них носы заостренные, сам видел! Это наши, свойской валки, с тупыми носами делаются. Лисипицин оторопело выслушал его и тяжело кивнул головой. — Хорошо. Значит, так: если Шлоссер потащит сундук в администрацию, этот сундук надо культурно отобрать. Понятно? — Вот теперь все ясно, — облегченно вздохнули бандиты, — а то говоришь какими-то загадками. Мы пацаны конкретные. Любим конкретный базар. И это… По тыкве ему можно врезать? — По тыкве? — Лисипицин мечтательно расцвел. — Можно! Да-да, — добавил он сладким голосом. — Можно и даже нужно! — Вот это по-нашему, — оживились братки, — а то все непонятки какие-то. А сейчас чего делать? — Спать надо идти, — сказал Рудольф Адольфыч, — сил набираться. Мне еще село мести… Это вам — лафа, дрыхни, сколько хочешь! Вскоре они распрощались, и бандиты, надев клобуки, двинулись к Маланье. По дороге они наткнулись на стайку лесных чертей. Те промышляли что-то в курятнике, но, увидев процессию в клобуках, до смерти перепугались. — Попы! Попы идут! — завизжали они и бросились врассыпную, унося добычу: двух откормленных кур и матерого индюка. Правда, индюка они по дороге выронили, и птица, отряхнувшись, направилась домой, оскорбленно ворча и сердито оглядываясь. Ни Эдик, ни бандиты уже не чувствовали ни испуга, ни даже удивления. Ими овладело чувство какого-то безразличия. Только Серый презрительно бросил: — Глядите-ка, черти! — Мы сами черти, — отозвался Эдик и с невольным уважением подумал о рогах. — Слышь, пацаны? — неожиданно отозвался Колян. — А в аду истопникам хорошо платят? — А ты что, устроиться хочешь? — лениво поинтересовался Эдик. — А что такого-то? — пожал плечами Колян. — Работа нормальная, эксклюзивная. Наверняка в валюте получают! — Тебя не возьмут, — возразил Серый, — у тебя рога не подходят. И у Толяна не подходят — у него бараньи. Вот шеф — это как раз то! — А ты вообще однорогий, — обиделся Колян, — молчал бы уж! — Это я однорогий? — возразил Серый и стащил клобук. — Смотри! Эдик глянул на Серого и обалдел. Мало того что срубленный рог отрос снова. Прямо на лбу вырос еще один, хоть и короче других, но зато необыкновенно острый даже на вид. — Видали? — гордо сказал Серый и снова надел клобук. — Ну ты теперь точно черт! — выдавил Эдик. — За три-то рога тебе в аду сразу сержанта дадут! А может, и лейтенанта! Возле Маланьиного дома братков дожидался четвероногий петух. То ли на стреме стоял, то ли готовился кукарекать. Скорее всего, второе, потому что он беспокойно ходил по поленнице и время от времени клекотал, прочищая горло. Однако клекот выходил неубедительным, петух озадаченно мотал башкой и снова ходил. Его встопорщенные перья поредели, и вообще, после взрыва в туалете он выглядел неважно. Увидев приближающихся братков, петух что-то неразборчиво гаркнул и метнулся в ближайшие кусты. — Здорово я его укротил? — самодовольно спросил Эдик, открывая калитку. — Будет знать, тварь пернатая, на кого баллон катить! Тут Эдик вспомнил грустную предысторию этого события и процедил сквозь зубы: — А ты, Серый, если еще раз носки в стакан засунешь, заставлю сожрать. Усек? — Ясно, шеф, — без особого испуга отозвался Серый. В комнате бабки горел свет. Когда братки вошли в избу, она выглянула и, увидев Серого, изменилась в лице. — Что-то ты, дружок, весь рогами изошел? И серый какой-то! — Я и есть Серый! — Бандит бестолково захлопал глазами. — Во-во! — сказала старуха. — Аж синюшный стал. Может, заболел? — У него, бабуля, кровь до башки недотягивается, — со смехом пояснил Толян, — шея больно длинная! — А я думаю — у него вся сила в рога ушла, — возразила бабка. — Тьфу ты, разврат какой! — А вы, бабуля, чем занимаетесь? — спросил Серый, чтобы отвлечь старуху от неприятного разговора. — Книжку читаете? — Ага, — кивнула бабка. — Наверно, детектив? — «Анатомия свиньи», — нахмурилась Маланья. — Мне всяку дурь читать невместно. — Ты, бабуля, не права! — обиделся за писателей Эдик. — Я вот однажды читал одну книжку. Хорошая книжка, зверская… — Шеф напрягся, чтобы вспомнить сюжет, но почувствовал, что все прочитанное напрочь выветрилось из головы, и поскорее прошел в комнату. — Ты, бабуля, нас часов в семь разбуди, — попросил он, — дело есть. — Ну наконец-то, — пробурчала Маланья, — за голову взялись! Тем временем Эдик уселся на раскладушку и задумался, глядя на то, как Серый и Колян запутались в проходе рогами, словно матерые козлы. Расцепить их удалось только после вмешательства Толяна. — Ну что, рогатая гвардия, — довольным голосом сказал Эдик, — отбой! — Он дотянулся рукой до выключателя настольной лампы и выключил свет. И тотчас его кто-то пребольно ущипнул за нос. — Мм-ня! — Гаркнул Эдик и ткнул кулаком в густую пахучую темь. Кулак с громким чмоком врезался в чью-то физиономию, и комната огласилась жалобными воплями: |