Книга Русский хан, страница 69 – Владимир Лошаченко

В кабинет Василий их завел ровно в десять часов.

Слуга подал чай в стаканах с подстаканниками. Купцы дивились.

Беседа наша продолжалась часа два, меня интересовало все. Купцы, степенно отдуваясь, выкладывали много интересного.

В принципе, мы договорились по всем пунктам. От нас по весне водой повезут на своих стругах железо, а из Персии – хлопок и шелка.

С ними я намерен отправить и своих купцов. Пусть разведывают новый путь, узнают, что к чему. А может, и посольство отправлю во главе с Карчи.

Надо признать, мои планы простираются дальше Персии – мне нужна Индия.

А там и Африка, и Америка… Как говорится, погодим раскатывать губу. Нам бы дотянуться до чего-нибудь поближе.

Пришел Семен с длинной царапиной на морде, но в хорошем настроении.

– С чем пожаловал, начальник? Что хорошего скажешь?

– Доброе утро, Ваше Величество.

– И тебе того же. Это все?

– Да нет, я чего пришел-то – возьми меня с собой в Рязань?

– Во как. А молодая жена отпустит?

Семена передернуло.

– Издеваешься? Да я специально хочу смыться подальше. – И добавил со вздохом: – Может, оно и наладится, глядишь.

– Сеня, да без проблем, мог бы и не спрашивать, лучшего напарника мне не найти. Ты помнишь наш агрегат, на котором до Москвы в прошлом году добирались?

Скуратов ощерился:

– Ну как забыть сей чудный механизм!

Мы загоготали.

– Сеня, а не помнишь ли ты показания топлива?

– Дык, Владимир, мы и четверти баков не израсходовали.

– Вот и чудненько. Конечно, десантный бот не танк, но и он под Рязанью сгодится.

– Тем более у него два крепления на пулеметы, – подхватил Семен.

– Ну вот, ты сразу ухватил суть. Я сделаю еще один экземпляр, мы посадим пулеметчиков, и алга.

– Ты гений, Владимир.

– Иди ты баню, нашел гения. Кроме четырех расчетов пулеметчиков, в каждую машину по пять твоих архаровцев с автоматами и гранатометами, боезапас по полной. Ну, ты меня понял. Нам с тобой рулить. К сожалению, больше некому.

Скуратов в возбуждении вскочил:

– Ох, и славное дельце будет, хан.

Иногда меня ханом кличут. Он, в том числе.

Я не обижаюсь, мне титулы до одного места.

И если бы не большая нужда, хрен бы я ханский, а тем более царский титул и ответственность взвалил на свою шею.

– Все, Семен, вали в свою епархию и подбирай людей, потом доложишь.

Сеня легкой птахой упорхнул.

Пообедав в кругу семьи и подремав на пару с Сынком и Малышкой в гостиной на диване, приказал заложить карету – захотелось самому глянуть, как там дела идут с ледяной стенкой.

В карету усадил Ванюшку, пусть подышит. Иван с Аленкой на учебу подались, он в кадетский, она в пансион. Тигры увязались следом.

Приехали на место. Половина города исправно махала лопатами. Молодцы, что скажешь.

Завидев Савелия, махнул ему рукой, он подошел, козырнув.

– Намечаю сектора обстрела, государь.

– Угу, вижу. Как у тебя с Толгат-ханом?

– Все нормально, что мы, первый раз в одной упряжке?

– Ну, я рад за вас. Возникнут вопросы, сразу ко мне. Пока я здесь, все разрулим.

– Ась? Не понял, государь.

– Разрулим, значит решим проблему. Понял?

– Так точно. Разреши, государь, продолжать работу?

– Конечно, Савелий, извини, что отвлек.

Ванюшка, прихваченной из дому, небольшой лопаткой тоже вносил свою лепту в общее дело, подгребал снег к общей куче. Тигры катались по искрящемуся снежку, получали удовольствие. Плотники сколачивали деревянные щиты, в некоторых местах готовую стену женщины поливали из ведер. Водовозки на санях сновали как челноки.

Я прикинул высоту, получалось метра два с половиной. Для вражеской конницы хватит за глаза, пусть покувыркаются.

– Ванюша, поехали домой. Ты здорово помог для обороны.

– Правда, папа?

– Правда, правда. Поехали, а то у тебя нос совсем синий.

Подхватил малыша на руки и – в теплую карету, укутал его волчьей шкурой. Крикнул в полураспахнутую дверь тиграм:

– Ребята, домой.

Белая и рыжая молнии мелькнули впереди, пропали и опять, взметнув снег, оказались перед каретой.

«Бедные лошади, – подумал я, – с такими выкрутасами тигров они точно с ума сойдут».

Вечером к ужину пришел приглашенный Франц Бергер. Бедняга страшно смущался, не зная, куда девать свои руки.

– Франц, да что вы, ей-богу, не стесняйтесь, давайте выпьем вина, оно, кстати, с ваших краев.

Пара кубков вина сделала свое дело, художник немного освоился.

– Кушайте, Франц, кушайте. Отведайте жаркого, мои егеря косулю подстрелили вчера, а повар у меня отменный.

Толгат-хан задумчиво ковырялся в своей тарелке, Марьяша щебетала с детишками, один Ильяс поддержал нашу компанию, выпив с нами италийского винца. Накормив и напоив немца от пуза, я сделал ему заказ на несколько картин. Франц оживился: для него писать картины в радость, дело понятное – как и всякая творческая личность, он бы захирел от бездействия.

Мы прошли в кабинет, где я официально сделал ему заказ, оговорив размеры и тематику картин. Один заказ стоял особняком – портрет Марьяши. И, само собой, большой семейный портрет.

Выдал пару золотых задатка и, вызвав Василия, приказал доставить художника в дом, где он снимал две большие комнаты.

– Василий, Бергера доставить в моей карете.

– Слушаюсь, государь, – подражая гвардейцам, адъютант чеканным шагом вышел.

Чем бы дитя ни тешилась, лишь бы не плакало. Вернувшись к столу, обнаружил одного тестя, угрюмо пялящегося в потолок. Налил в кубки вина:

– Почто печалишься, Толгат-хан? Выпьем, развеем грусть тоску.

Тесть принял кубок с вином, выпил и тяжко вздохнул.

– Да что случилось? Сказывай, что за беда у тебя.

– А ты смеяться не будешь?

– Чего ради? Когда я над тобой смеялся?

– Влюбился я, Владимир.

– Так это же хорошо, радоваться надо, а ты печалишься. В кого, если не секрет?

– Да какой там секрет, просто молодая совсем, неудобно мне лезть к ней со своей любовью. Мне уже сорок седьмая зима пошла, а ей всего пятнадцать годочков.

– Я ее знаю?

– Да знаешь, конечно, – Любава, дочь Тараса Невдобы.