Онлайн книга «Дети погибели»
|
– Ну-ну. Нечаев отложил книгу, потянулся. – Так что там я ещё провидел, ваше превосходительство? – Только что пришло по телеграфу: в Киеве по приговору военно-окружного суда повешены террористы Осинский, Брандтнер и Свириденко. Казнь сопровождала игра военного оркестра… – И что? – Так ведь оркестр-то играл «Камаринского»… Нечаев усмехнулся: – Говорю же, сердце-вещун. Комаров мрачно посмотрел на него. – А что оно вам ещё вещует? – Вещует, что скоро здесь все камеры до отказа будут забиты. То-то весело станет… – Гм… – Комаров поднялся, оправил шинель. – Не знаю, как насчёт камер… А вот веселья у вас точно прибавится. Нечаев насторожился: – Вы это о чём, генерал? Комаров не ответил. – Постойте! – догадался Нечаев. – Уж не прощаться ли вы приходили? Комаров пожал плечами. Нечаев подскочил с горящими глазами. – А вот это вы зря… У вас ведь врагов предостаточно. – Нет, врагов у нас уже нет. – А выстрелы в Петергофе? Комаров криво усмехнулся: – А вы-то что об этом знать можете? – Многое, – ответил Нечаев, слегка успокаиваясь. – Лучше уж прямо скажите, кто же там, наверху, НАМ (он сделал ударение на этом слове) противостоит? Комаров пожал плечами. – Никто. – Вы лжёте. Вы день и ночь воюете с полицией, с призраками… С министрами. – Ну-ну. Интересно послушать. – Да, с министрами! Вы думаете, я тут ничего не знаю? Да я, может быть, больше вашего знаю! И про мадам с револьвером, и про министра… Комаров пренебрежительно махнул рукой. – Это ваше дело. Мадам фактически исполняет нашу волю. А что до министра – так один в поле не воин… И пошёл к выходу. * * * Маков вошёл в Исаакиевский собор. Шла обычная служба, народу было немного. Маков прошёл в дальний угол, встал перед свечами, за спинами старух. Делал вид, что молится. Ждал. Наконец, заметил: молодой человек, по виду – студент, пошёл к выходу. Маков пошёл следом. Выйдя из собора, двинулся к скверу. Молодой человек, слегка горбясь, неторопливо шагал впереди. Маков постепенно догнал его. – Очень опасно стало, Лев Саввич, – проговорил студент. – Согласен, – тихо ответил Маков. – Пожалуй, вам следует покамест уехать. Я распоряжусь, получите отпуск для лечения. Езжайте куда-нибудь подальше от женев с парижами – в этих осиных гнёздах вас могут быстро найти. Студент слушал молча. – Но перед этим попрошу вас сделать ещё одно, последнее дело. Впереди в аллее стоял городовой. Когда Маков поравнялся с ним, городовой подтянулся и внезапно гаркнул: – Здравия желаю, ваше высокопревосходительство! Маков вздрогнул от неожиданности: перед ним стоял Кадило. – А ты чего здесь? – спросил Маков. – А меня давно перевели сюда, ещё когда на жизнь Государя императора покушались. Так что теперь здесь службу несу! – Молодец, – сквозь зубы сказал Маков. – Рад стараться! – донеслось сзади. «Вот ещё один. Не поймёшь, кто. То ли дурак, то ли…» – Маков ускорил шаг. Место было слишком людное: здесь его многие могли узнать. – Идите вперёд, – тихо проговорил Лев Саввич своему спутнику. – На Сенатской возьмите пролётку, езжайте по Конногвардейскому бульвару. Я догоню. И Маков свернул в боковую аллею. * * * Усевшись в пролётку, Маков вздохнул с облегчением. – Ну-с, Павел Александрович, скверные дела. – Да уж… – проговорил Севастьянов. – Куда ехать прикажете? Извозчик ждёт. – А нумер извозчика запомнили? – Запомнил… – Теперь и извозчиков опасаться приходится. Гурко порядок наводит… Скажите – пусть едет на Екатерининский, к Михайловскому саду. Когда пролётка тронулась, Севастьянов спросил: – Так о каком же деле, ваше высокопревосходительство, вы говорили? – У Акинфиева дети остались… – Да, я с ними познакомился. Девушка, Верой зовут, – чистейшая душа. И два мальчика… – Вот о них и речь. Когда-то я обещал Акинфиеву позаботиться о его семье, если с ним что-нибудь случится. Случилось… И теперь, думаю, надо не просто позаботиться: надо их спрятать. Севастьянов поднял брови. – Именно спрятать. Снабдить деньгами, рекомендательными письмами, вывезти в Германию. Через нашего агента в Берлине подыскать им квартиру. Мальчиков определить в русскую школу, Веру – по её желанию. С ними выедет госпожа Преловская, – вы её не знаете; она у меня несколько лет прослужила стенографисткой. Живёт одиноко, деньги у неё есть, благотворительностью занимается, попечитель детского приюта. Ну, иногда мои деликатные поручения выполняет. Так вот, раньше связь с ней поддерживал Филиппов. Теперь, значит, вам придётся. Передадите деньги, инструкции. Проследите, чтобы детей Акинфиева к ней временно перевезли. Я всё приготовил. Вот здесь, в пакете, – всё, что нужно. Там и для вас пакет с деньгами и инструкциями. И всё, после этого – уезжайте. Лучше – по подложному паспорту. Думаю, он у вас есть. Севастьянов кивнул. И вздохнул: – Паспорт-то выправить не трудно. А вот со внешностью у меня незадача… Заметен слишком. – Ну, Павел Александрович, Бог не выдаст, свинья не съест. Загримируйтесь, хоть в женщину переоденьтесь… Севастьянов не ответил. Маков вынул из-за отворота шинели серый почтовый пакет безо всяких надписей. Севастьянов молча взял и тоже засунул за отворот студенческой шинели. – Теперь всё. – А дети-то? – спросил вдруг Севастьянов. – Как им объяснить? Да и согласятся ли они отчий дом-то покинуть? Маков устало взглянул на него. – Другого выхода у них нет. И, ради Бога, вы там, в доме Акинфиева, не задерживайтесь. Боюсь, следят они за домом. Охрану можете взять любую, из самых надёжных людей. Но только – быстро всё сделать, быстро. Опережают они нас. Сами знаете… – С домом-то что будет? – Дом Акинфиева выставят на продажу – об этом Преловская позаботится. А может, и покупателя тут же найдёт. Но это уже не ваши заботы. Я вам приказываю… нет, просто прошу: передадите пакет, встретитесь с детьми, и немедленно – вон из столицы. Лучше с пересадками. Морем до Ораниенбаума, оттуда – в Нарву. И дальше – Ревель, Рига… Как вам удобнее будет. |