
Онлайн книга «Если судьба выбирает нас...»
— Здравия желаю, вашбродь! — Чего тебе, Матюшкин? — Дозвольте, вашбродь, осмотреться в биноклю! Надобно глянуть, где минометные дворики строить. — Зачем нам еще минометные дворики? У нас минометов-то полдюжины всего! — Дык, вашбродь, два часа как прибыли две траншейно-минометные команды. Велено позиции оборудовать! — Ну осмотрись! Карпин, дай ему бинокль! Забрав у ефрейтора-наблюдателя искомый прибор, Матюшкин принялся внимательно оглядывать передовые позиции, время от времени задумчиво хмыкая и агакая. Я между тем переваривал принесенную сапером новость. Траншейно-минометная команда — это, считай, батарея. Шесть стволов. И в обороне они будут не лишними. Нам бы еще парочка пулеметов не помешала. А то в первой линии, которую сейчас занимает двенадцатая рота, три станкача. Один в первой траншее и два во второй. Еще один «максим» — в резерве на нашей позиции. Реалии таковы, что основная тяжесть обстрела перед атакой будет на первой траншее. В это время в ней остаются только наблюдатели и один пулеметный расчет в надежном убежище. Личный состав отходит во вторую траншею, а после переноса противником заградительного огня или сигнала к атаке все перемещаются обратно в первую. Соответственно распределяются и главные огневые средства. В довесок к пулеметам на участке обороны каждой роты есть несколько позиций для траншейных сорокасемимиллиметровок Гочкиса. В принципе неплохо, если учитывать ручные пулеметы в каждом взводе и автоматы у офицеров и унтеров. Но запас карман не тянет! Кстати о запасе! У хозяйственного меня есть еще и трофейный немецкий МГ-08, на всякий пожарный случай. «Последний довод королей», [87] так сказать. От раздумий меня отвлекает голос Матюшкина: — Спасибочки вам! — С этими словами он возвратил бинокль наблюдателю и повернулся ко мне: — Разрешите идти? — Иди! 6
Утро добрым не бывает! И быть не может! Особенно когда оно начинается с ураганного обстрела. Я и так не спал полночи, слушая стук топоров и матюки саперов и минометчиков. А теперь еще и это. Грохот стоял неимоверный. Судя по звуку, по нам лупили кроме давешней батареи шестидюймовок еще и легкие стапятимиллиметровые гаубицы и полевые семидесятисемимиллиметровки в придачу. Земля ходила ходуном. Между потолочными досками блиндажа то и дело сыпалась земля. Круто они за нас взялись! В мой закуток заглянул Казимирский: — Подъем, барон! — Уже, Казимир Казимирович. Такой побудки не проспишь! — Я — на наблюдательный пункт! А вы идите к телефонистам и будьте наготове! — Слушаюсь. Ротный выскочил наружу, а я намотал портянки и стал натягивать сапоги. В блиндаж ввалился Савка: — Здравия желаю, вашбродь! — Где Жигун с Палатовым? — Туточки они, вашбродь, в траншее под навесом расположились! — Савка, хватай все это, — я махнул рукой на полевую амуницию, сложенную в углу, — и за мной! Кое-как затянув ремни, схватил чехол с автоматом, подсумок с магазинами и, нахлобучив каску, выбежал наружу. Некогда мне всю эту светотень на себе развешивать! Пробежав по ходу сообщения, скатился в блиндаж узла связи. Савка ссыпался по ступенькам следом за мной. Наш телефонист младший унтер-офицер Токмаков, надсаживаясь, орал в трубку: — Да! Да! Слушаюсь. Будет исполнено! — Увидев меня, он радостно вскочил и сунул трубку мне: — Вас, вашбродь! Командир батальона! — Алло! Прапорщик фон Аш у аппарата! — Барон! Роту в ружье! Готовиться к отражению немецкой атаки! — захрипела мембрана голосом капитана Берга. — Слушаюсь! — Где командир роты? — На наблюдательном пункте! — Хорошо! Будьте у телефона! И храни вас Господь! — В трубке что-то щелкнуло, и комбат отключился. — Сидим! Ждем! — сообщил я Савке, раскладывающему мое барахло на скамейке. — Вестовых ко мне! Мой ординарец метнулся к выходу и спустя минуту вернулся уже в сопровождении наших «бегунков». — Жигун, давай мухой по взводам! Гренадерам в ружье! Готовиться к отражению атаки! Палатов — на наблюдательный пункт к командиру роты. Доложишь, что звонил капитан Берг. Приказал в ружье! — Слушаюсь! — Бего-о-ом! Даже не оглянувшись вслед выскочившему вестовому, я стянул с плеч ремни, расстегнул пояс и стал навешивать на себя всю причитающуюся мне фигню — от лопатки до противогаза. Если все пойдет не очень хорошо, то наш черед наступит уже скоро… Из нашей вечной экономии, помноженной на лень и раздолбайство, телефонная связь на НП резервной позиции отсутствовала. Поэтому сообщались мы с Казимирским исключительно через вестовых. Первым вернулся Палатов. Ввалившись в блиндаж, он сперва принялся отряхиваться от запорошившей его земли — и только потом, приложив ладонь к каске, доложил: — Так что, вашбродь, господин поручик велел вам сказать — мол, «от телефона ни ногой». А ежели прикажут «вперед», то, стало быть, по свистку бросать пункт связи к чертовой матери — и вместе со всеми вперед идтить сам-первый. Ну и доклад. Палатов — он парень ловкий да здоровый, но слегка тугодум. — Вот скажи мне, рядовой, когда я отучу тебя от этого «так что» и «стало быть»? — Не могу знать, вашбродь… — Сдается мне, что я тоже «не могу знать»… — Чего? — Кру-у-у-гом! На патронный ящик у входа шаго-ом арш! — Ну не садист я, в самом-то деле, человека под обстрел выгонять. — Есть! Вот так-то… А касаемо «вперед идтить сам-первый» — что ж, вперед так вперед… Я не гордый — могу и сходить, коли надо. Говорят, что хуже нет, чем ждать и догонять. По моему скромному мнению, как говорится, — ждать начала атаки, находясь при этом под обстрелом артиллерии всех калибров. Да еще вдобавок догонять эту самую атаку, вероятно, под тем же обстрелом — гораздо хуже! Хотя, если быть до конца объективным, именно по нашей позиции немцы стреляют не в полную силу. |