Онлайн книга «Если судьба выбирает нас...»
|
Вероятно, в ближайшие дни обстановка ухудшится и начнутся открытые столкновения «недовольных» с полицией и войсками, а то и вовсе вооруженный мятеж. 3
Утро следующего дня было шумным: во дворе казарм при скудном свете дежурных фонарей строились роты 56-го запасного пехотного полка. Я как раз дежурил по батальону и вышел на дворовое крыльцо поинтересоваться: что происходит? — Не могу знать, вашбродь! — вытянулся часовой, «поедая» начальство глазами. — И давно это у них? — переиначил я вопрос в более доступную для гренадера форму. — Толька шта, всем гуртом набежали, вашбродь. При унтерах по взводам выходили! Из соседнего подъезда выскочил фельдфебель Дырдин и, разглядев начальство, мелкой рысью потрусил ко мне: — Разрешите доложить, вашбродь! — как положено по уставу, предварительно перейдя на строевой шаг. — В карауле… — Вольно! — махнул я рукой, отметая официальный доклад. — Что происходит? — Перегоняют их куда-то, вашбродь! Эвона как выстроились — с полной выкладкой, но без оружия. И унтера с выкладкой опять же. Интересно… Во дворе выстроились восемь рот полка из двенадцати, но все без оружия. Хотя трофейных «манлихеров», использовавшихся у пехотинцев для учебы, хватало на половину всего личного состава. Значит, их переводят куда-то, где это самое оружие есть, и местное «б/у» без штыков — там без надобности. То есть с вероятностью девяносто процентов ребята едут на фронт… А как же перемирие? Подробности удалось выведать у Сережи Эфрона — поступил срочный приказ из штаба округа о переформировании первых восьми рот 56-го полка в маршевые батальоны и переброске их в Польшу. «Что? Зачем? И почему?» — непонятно, но очень любопытно. Попивая в штабной комнате чай, я размышлял над причинами столь поспешной передислокации наших соседей. Получилось сформулировать для себя две версии — логическую и конспирологическую. Логическая версия подразумевала зыбкость достигнутого на фронте перемирия и означала банальную переброску резервов при использовании образовавшейся паузы в военных действиях. Конспирологическая версия основывалась на необходимости вывода из города политически неблагонадежных воинских частей. Учитывая дисциплину в запасном полку, данная версия имела право на существование. Вечером я был вызван к Юванену и отпущен домой на ночь — согласно приказу подполковника. Причиной этого своевременного чуда послужила записка от отца, оному подполковнику доставленная. Батюшка обращал внимание моего полкового начальства на то, что в моем случае возможно послабление относительно объявленного казарменного положения в свободное от службы время. Любого командира части конца XX века подобный шедевр эпистолярного жанра оставил бы равнодушным, но в моем случае Озерковскому было некуда деваться, ибо noblesse oblige. В связи с обострением обстановки в городе извозчики все куда-то подевались, поэтому мы с Савкой двинулись по заснеженной Москве пешком с Покровского бульвара домой — на Ермолаевский. Вечерний город производил удручающее впечатление: пустынный, холодный и злой… Именно «злой»: ощетинившийся штыками многочисленных патрулей, пугающий темнотой неосвещенных переулков и бельмами заколоченных магазинных витрин. Жизнь в Москве как будто замерла, спряталась и затаилась… Напряжение буквально висело в морозном воздухе… Пробираясь через сугробы в свете редких горящих фонарей и окон, я чувствовал себя неуютно. Было какое-то нехорошее предчувствие. Гадкое и необъяснимое… Так мы с Саввой и шли — от костра к костру, у которых грелись солдаты, жандармы и городовые, в преддверии комендантского часа расставленные на основных перекрестках и площадях. 4
Я проснулся и резко сел на кровати: за окном злобно завывала декабрьская вьюга… Бах! Бах! Выстрелы разорвали ночную тьму. И вновь: — бах! Едва осознав происходящее, бросаюсь одеваться и с пистолетом в руке выскакиваю в гостиную: весь дом уже на ногах. У лестницы стоит отец в своем любимом бархатном халате с охотничьим карабином в руке. Матушка в накинутом на плечи платке тщетно пытается удержать Федю от благородного порыва защищать родовое гнездо: — Федор, изволь сейчас же идти в свою комнату! — Что там? — спрашиваю отца. — Не знаю… Стреляют совсем рядом… По лесенке, бухая сапогами, взбежал запыхавшийся Савка — ворот гимнастерки расстегнут, поясной ремень с кобурой нагана перекинут через плечо. — Ваши благородия, дворник сказывает, что на Козихе палят! Так… По уму, надо забаррикадироваться и организовать оборону дома. Потому что если началось то, о чем я думаю, то это может быть весьма опасно: Пресня рядом. А неприятностей следует ожидать в первую очередь именно оттуда. По совести, надо выяснить, что там происходит, и посильно вмешаться. Значит, будем поступать и по уму, и по совести. — Савка, собирайся со мной! Пойдем глянем, что там за шум. Бухнувший на улице очередной выстрел не смог заглушить взволнованного аханья матушки. Поскольку наш домашний арсенал был довольно богат, на вылазку мы с Савкой отправились, вооружившись до зубов. Я, помимо верного браунинга в кобуре и «запасной» «бехоллы» в кармане теплых зимних шаровар, прихватил охотничий карабин «винчестер». Такой, знаете, как в фильмах про ковбоев — со скобой внизу, которую для перезарядки надо передергивать вниз-вверх. Главное его преимущество, помимо скорострельности, было в том, что он «питался» русскими винтовочными патронами 7, 62х54Р. [153] Мой воинственный денщик к дареному нагану и бессменному гренадерскому бебуту прибавил охотничий же карабин Мосина-Лютцау. Вообще нарезного оружия в доме хватало. Помимо моей зарождающейся коллекции пистолетов в оружейном шкафу у отца стояли охотничий «Ли Энфилд» британского производства и швейцарский «Шмидт-Рубин». Кроме того, был еще и любимый батюшкин «Маузер 98К» в эксклюзивном исполнении «Беккер и Холландер» — родственник моего карманного пистолета. При таком многообразии винтовок патронов к нашим с Савкой стволам нашлось всего-то сорок штук. Аккурат две коробки. |