Онлайн книга «Если судьба выбирает нас...»
|
Собственно, сам допрашиваемый был бел, пушист и боголепен и решился на преступление только под давлением своих сослуживцев — уже упомянутого Кондрата и Васятки (солдат, застреленный мной через витрину). Иначе — ни-ни… Как есть! Свят-свят! И так далее, и тому подобная брехня. Больше всего меня заинтересовала фраза, вскользь оброненная «кающимся грешником», что «аптеку надо ломануть нынче же ночью, потому как потом будет большая буза, и фараонам станет не до нас…» А это означает, что «большую бузу» следует ожидать в ближайшие часы? 6
Знаете, в американских фильмах частенько встречается ироничная фраза «А вот и кавалерия!», пришедшая из вестернов середины 50-х годов. Кавалерия, как это обычно и происходит в кино, явилась несколько позже, чем вовремя. Из снежной пелены вынырнули два десятка кавалеристов и, распределившись по сторонам перекрестка, с настороженным интересом воззрились на нашу теплую компанию. — Кто такие? Что здесь происходит? — К аптеке подъехало начальство: жандармский полковник и подполковник-кавалерист в роскошной бекеше лейб-уланского полка. Я глубоко вздохнул и, приставив «винчестер» к ноге, доложился по всей форме, обратив внимание на то, кто мы и откуда тут взялись. — Ага! Так вы барона Александра Николаевича сын? — кивнул жандарм, ловко соскочил с коня и, держа его под уздцы, протянул руку для рукопожатия. — Я — полковник Конешевский. Третий департамент Министерства государственной безопасности. Изложите-ка, господин подпоручик, вашу версию произошедшего. Я вкратце рассказал историю наших с Савкой приключений, заострив внимание на результатах допроса «пленного». Слушая меня, полковник кивал и задавал наводящие вопросы. — Вы слышали, Андрей Борисович? — обратился он к подполковнику, который во время нашего рассказа тоже спешился и прохаживался по перекрестку, разглядывая место происшествия: «большая буза» назначена именно на сегодня. Какая прелесть! — Отрадно сознавать, что вы, Владислав Янович, оказались, как всегда, правы! — с изрядной долей иронии в голосе отозвался тот. — Я понимаю ваше волнение, подпоручик, — вновь обратился ко мне Конешевский, — однако особый приказ по Московскому гарнизону уже вступил в действие. Согласно ему объявлены неблагонадежными пятьдесят пятый, пятьдесят шестой и сто девяносто второй запасные полки, первая запасная артиллерийская бригада и Телеграфно-Прожекторный полк. — А как же… — я неуверенно кивнул на убитых солдат. — Мне, подпоручик, тоже весьма и весьма интересно, какого черта тут делают патрули из сто девятосто второго полка! — Это что же, в мой огород камешек, Владислав Янович? — вступил в разговор подполковник. — «Это» — просто мысли вслух, уважаемый Андрей Борисович! — недовольно огрызнулся Конешевский. — Итак, подпоручик, оперативная обстановка такова, что большинство проверенных частей использованы для блокирования частей неблагонадежных. То есть Пресня контролируется лишь несколькими заставами, чего явно недостаточно. Посему слушайте приказ: организовать заставу на Малой Бронной, чтобы перекрыть выход из района Тишинки через Владимиро-Долгоруковскую улицу. [155] — Слушаюсь! — Я оставлю вам десяток гусар из нашего конвоя и распоряжусь прислать подкрепление. Задача ясна? — Так точно, господин полковник! Получив под свое начало десяток орлов из Сумского гусарского полка под началом младшего унтер-офицера Бахтина, я принялся за сооружение баррикады поперек Малой Бронной. Для этого пришлось позаимствовать со двора доходного дома Страстного монастыря пару саней и разбитую ломовую телегу. Управный дьяк, естественно, возражал, ну да мы и не таких видали. Так что помимо аренды стройматериалов я уболтал вредного деда приютить на время гусарских коней — все же зима на улице. Поверх конфискованных средств передвижения взгромоздили два шестиметровых бревна, заготовленных для ремонта Ермолаевской церкви. Осмотрев «цитадель», я велел укрепить баррикаду снегом, а потом облить водой. Несмотря на то что гусары были явно недовольны моими изысканиями в области кустарной фортификации, работали споро и довольно быстро возвели нечто вроде снежного городка. Тем временем, сопроводив подстреленного Гриню в Снегиревскую больницу, к нашей компании вновь присоединился Иван Силантьевич. — Я уж тут с вами постою. Мой участок-то, — пояснил свое поведение ветеран-городовой. На часах была половина четвертого утра. Метель прекратилась, и теперь в свете фонарей медленно кружили редкие снежинки. Неугомонный Савка дважды бегал к нам домой и доставлял горячего чаю на всех, а в последний раз притащил еще и каравай хлеба. К четырем прибыло обещанное полковником подкрепление в лице учебной пулеметной команды с пулеметом Гочкиса на здоровенной треноге. [156] Чудо французской инженерной мысли имело длину два метра, массивный бронзовый радиатор и снаряжалось двадцатичетырехпатронными обоймами, вставляющимися сбоку. Вдобавок оно потребляло французские патроны «8х50Р Лебель», которых в наличии имелся небольшой железный ящик с тремя десятками снаряженных обойм. Хотя, конечно, «дареному пулемету в дуло не смотрят», и как ни крути, это был серьезный аргумент на данном этапе классовой борьбы. Распределив свои «войска» на дежурство, я присел в дворницкой монастырского дома попить чаю. Время — пять утра, а революции все нет и нет… 7
Хуже нет, чем ждать и догонять! Вот, стало быть, сижу я, жду революции и пытаюсь догнать: что делать-то? Горячее питье способствовало более активной работе мозга, особенно если это крепко и хорошо заваренный настоящий листовой чай. А в кого я, собственно, собрался стрелять? Пулемет приготовил, солдат расставил… Ладно, предположим, если пойдет гопота с Тишинки и из трущоб у Нобелевских складов. Дезертиры, цыгане и прочие… Громить будут, грабить… В этом случае все просто и понятно… А если пойдут с крестами да хоругвями, как в нашем 1905 году? Что тогда? Ведь лично я классовым шовинизмом не страдаю и простых людей за быдло не держу, пока они не докажут обратного. А гусары да пулеметчики — моя застава — будут ли стрелять? Тогда на Дворцовой площади, в первую русскую революцию, гвардейская пехота открыла огонь без раздумий. В этом мире ничего подобного не было, но общее падение доверия к власти, связанное с войной, никуда не делось. Да и можно ли считать расстрел мирной демонстрации признаком высокого боевого духа? |