Онлайн книга «Пасынок судьбы»
|
Потом, когда седой разбойник согнулся крючком, по загривку. Яким рухнул на колени, но ножа не бросил, а потому рыцарь отступил на два шага, удерживая палку, словно меч, в «Быке», и внимательно следил за каждым его движением. Не спускал глаз, а все же чуть не прозевал. Яким прыгнул с четырех ног, как кот, стараясь ошеломить и опередить противника. Острие ноже он нацелил снизу вверх, под пряжку ремня. Если бы получилось, внутренности рыцаря вывалились бы на траву в один миг. Годимир ударил без какой бы то ни было жалости. Можно сказать, с наслаждением ударил. Яким крякнул, застонал. Упал под ноги тесак. Перебитое запястье безвольно повисло. Злобно задрожал, взвыл расколотый вдоль держак. Крепкий, крепкий, а не выдержал. Годимир тяжело дышал и с трудом сдерживался, чтобы не добить мерзкого старикашку, поправшего законы гостеприимства. А что? Даже палкой можно. Три-четыре раза хорошенько по голове… А если не получится, то и за мечом сбегать не грех. Но дед скулил, стоя на коленях и баюкал сломанную руку, жалкий и отталкивающий одновременно. Ярость и ненависть в душе постепенно уступали место презрительному омерзению. — Ты мне одно скажи — зачем? — сухим горлом прохрипел Годимир. — А-а-а!!! Крик старика не содержал более ничего человеческого. Раненый зверь, и все тут… Яким покатился словинцу под ноги взъерошенным, окровавленным колобком. В левой руке блеснул подхваченный на лету нож. Годимир подпрыгнул, отмахнулся остатками ухвата. Расщепленный конец прочертил через морщинистое, перекошенное лицо длинную багровую полосу. Рыцарь приземлился, ударил хлестко, с оттягом, опять-таки поперек ощеренного в крике Якимового рта. Осколками брызнули остатки зубов. Еще удар! Кажется, нос сломал… А поделом! И несмотря ни на что старик продолжал тыкать клинком — хоть ногу, а зацеплю! Получи! Заостренная деревяшка — не сталь, но в руках разъяренного бойца разит не хуже. Тычок сверху пришелся Якиму чуть пониже грудины, пробил и фартук, и мышцы, но завяз в требухе. Почувствовав смерть, старик-разбойник взвыл, но успел все же достать голень рыцаря ножом. А Годимир, навалившись всем весом, медленно вдавил ухватный черен, пока он не заскрипел, входя в землю. Яким корчился, скреб землю толстыми пальцами с широкими желтыми ногтями, вырывал пучки травы, пускал кровавую слюну на бороду. — Похоже, мне наконец-то весело, рыцарь Годимир… — промурлыкал знакомый голос. Словинец от неожиданности дернулся. Вскинул голову. На поленнице, потягиваясь, словно ухоженная кошечка, восседала навья. Из одежды по-прежнему одни лишь волосы. Но лицо довольное, сытое. Сытое? Ну, еще бы! Как там она говорила — «ненависть это мясо, страх — хлеб», а тут и того, и другого изрядно намешано. Годимир сам до конца не понял, он больше боялся опасного старика или все-таки ненавидел? — Что ж тут веселого? — пожав плечами, довольно грубо спросил рыцарь. — А ты жестокий человек, рыцарь Годимир. — Навья решила, что отвечать на вопросы ниже ее достоинства. — Я?! Жестокий? — Еще бы… Убивать черенком от ухвата… Почему ты не взял меч? — Не успел. — А ухват успел? Годимир вздохнул: — Долго объяснять. — Просто, чтобы перехватить инициативу в разговоре, снова спросил: — Что-то давно тебя не видел. Хорошо развлекалась? Она улыбнулась, оскалив зубки: — Рыцарь Годимир скучал? Молодой человек обвел рукой залитый кровью двор: — Сама видишь, иногда я нуждаюсь в твоей помощи… — Плохое место, — принюхалась зеленокожая. — Слишком много крови. Свежей. — Она еще потянула воздух ноздрями, передернулась. — И старой… Тут везде смерть… — Я думал, ты равнодушна к смертям, раз уж… — Раз уж неживая? — Ну да. — Я не люблю смерть, рыцарь Годимир. Я не люблю свою жизнь — не жизнь. Я не люблю убивать. Без особой нужды. — Последняя фраза прозвучала как скрытая угроза. Их разговор прервало появление на крыльце испуганной и взъерошенной, словно воробей после грозы, королевны. — Пан Годимир! Они никак! — Взгляд ее зацепился за непринужденно помахивающую ногой навью, остановился. Рыцарь подумал, что Аделия сейчас лишится чувств в лучших традициях придворных панночек, но королевна оказалась крепче, чем он предполагал. Только ойкнула и застыла. — Там мои друзья, — пояснил словинец. — Похоже, зачарованные. — А это кто? — прошипела зеленокожая, напрягаясь, словно для прыжка. — Эй, полегче! — предупредил ее рыцарь. — Скучал, говоришь? А девку завел… — Это не девка! — твердо проговорил Годимир. — Это королевна! — Да ну? — Святым Хоробром клянусь! Мы ее к отцу-королю, в Ошмяны, везем. — В Ош-ш-шмяны… — Вот только что навья была на поленнице, а уже напряженно застыла рядом с Годимиром. Аделия, сообразив, что дело неладно, юркнула в избу, захлопнув дверь. — Иш-ш-шь ты… — прошипела неживая. — Прячетс-с-ся. Она не побежала, как можно было бы предположить, а пошла к избушке легким и, на первый взгляд, неспешным шагом, но Годимиру потребовалось немало прыти, чтобы сравняться с нею. — Погоди! Зеленокожая обратила внимания на человека не больше, чем на докучливую муху. — Постой! — Рыцарь без грубости, но настойчиво попытался схватить ее за плечо. Небрежным, незаметным движением навья выскользнула из его ладони. — Девчонка лиш-ш-шняя… — высказалась она, не поворачивая головы. — Королевна не нужна! — Ты погоди! Погоди! Как не нужна? Кто обещал мне помогать? — Годимир забежал вперед и, раскинув руки, перегородил неживой дорогу. — Постой. Послушай… Да послушай же! — Что ещ-щ-ще? — Зеленокожая застыла с протянутой рукой. Острые ногти-коготки подрагивали в вершке от горла рыцаря. — Ты обещала мне помочь? Молчание. Сопение. — Я обещал привезти королевну в Ошмяны. Живой и невредимой. Мне это нужно. Навья прищурилась: — Зачем? — Меня посвятят в рыцари. Острый коготок коснулся кадыка словинца. Осторожно прошел вниз, до ключицы, вонзился. Задержался так. — Посвятят в рыцари благодаря этой взъерошенной утке? — Это — королевна Аделия. — Это. Взъерошенная. Утка. |