Онлайн книга «Пасынок судьбы»
|
Зеленокожая бросила единственный взгляд на содержимое сундука. Презрительно скривилась, но отвернулась. — И что же там? — еле слышно проговорил Ярош — они с Годимиром достигли прочного дубового ларя одновременно. Под густой бородой разбойника вспучились и заиграли желваки. — Твою мать, курва старая… Рыцарь с большим трудом сдержался, чтобы не кинуться следом за Олешеком. Рот наполнила едкая слюна, горький комок подступил к горлу. Сундук примерно на треть заполняли отрезанные уши с серьгами — мужские и женские, пальцы с простыми кольцами и довольно дорогими перстнями, измаранные кровью сапоги — Годимиру почему-то показалось, будто в голенище одного из них мелькнул осколок берцовой кости, — еще какие-то украшения… Вот так старички… Само воплощение гостеприимства! Меч словно сам собой пополз прочь из ножен. — Дай, я! — прорычал рядом Бирюк. — Людоеды близко, — лениво зевнув, напомнила навья. — Во-во! — заголосила старуха. — Вот они и заставили! Это не я! Это они! Они приносят. Меняют… — А ты им мяска, а, старая? — осклабился Ярош. — Ну да! Жить-то надо… — Тебе, конечно, надо. А другим? — Так вы случайно попались! — Якуня то и дело срывалась на визг. — Молодые панычи приходят… Не такие, как вы, злые… Быков, коней приводят… Мы с дедом меняем… — А случается, и пленных, да? — Ярош занес корд. — Ну, было, было! — Бабка ударилась затылком о печь. Аж кирпичи вздрогнули. — Пару раз, не больше… Аделия непонимающе посмотрела на мужчин: — А что, собственно… — Ничего, твое высочество, — ответил Годимир. Бросил меч обратно в ножны. Развернулся. Коротко сказал старухе: — Живи. Если сможешь. — Твоей ненависти хватит на седмицу, — шепнула навья, проходя мимо рыцаря к выходу. Олешек последовал за ней. Шпильмана слегка пошатывало. Аделия брезгливо бросила сковородник в угол, приподнявшись на цыпочки, попробовала заглянуть в сундук, но Ярош захлопнул крышку. Королевна фыркнула и вышла из дома. — Развяжите, панычи… — ныла старуха. — Обойдешься! — рыкнул Годимир. — У-у-у, собака… — добавил Ярош, замахиваясь, словно для удара. Якуня зажмурилась и втянула голову в плечи. — Тьфу ты, ну ты! — сплюнул разбойник. — Как других резать, так не боялась… Рыцарь кивнул и пошел к двери. Уже в сенях он услышал стук падения чего-то не слишком тяжелого. Обернулся. Ярош, угрюмо зажимая рану, шагал сзади. — Что всполошился, пан рыцарь? — Да ничего… — Годимир пожал плечами. — Почудилось. На крыльце Бирюк легонько хлопнул словинца по плечу: — Я сейчас, пан рыцарь… — Ты не слишком задерживайся. Навья сказала — горные людоеды на подходе. — Да ну? — Разбойник побледнел. Или показалось в неверном свете клонящегося к закату солнца? — И много? — Дюжина. — Ну, вот и отгулял свое, Ярош Бирюк… — Заречанин вздохнул, вытер окровавленные пальцы о штаны. — Навья выведет к пещере, — попытался ободрить его Годимир. — Да? Может быть. Во всяком случае, никто не скажет, что я сдался без боя. — Ярош покрепче сжал в ладони лук, движением плеча поправил тяжелый, полный стрел колчан. — Ладно. Идите пока. Он огляделся, подхватил едва заметный в густой траве кол и принялся деловито подпирать двери избы. Внутри тоскливо орала Якуня. — Чего это она? — удивился Годимир. — А я почем знаю? Может, спятила на радостях? — На радостях? Ну-ну… Словинец покачал головой и пошел к остальным. Олешек опять блевал, упершись головой в поленницу. Тут уж одно из двух. Либо Якима, проткнутого держаком, увидел, либо коней порезанных. В отличие от музыканта, королевна сохраняла спокойствие. По крайней мере, внешне. Ну, разве что чуть-чуть чаще, чем следует, озиралась по сторонам. Годимир внимательно глянул на Якима. Старик умирал долго. Об этом свидетельствовали две глубокие борозды, прорытые каблуками его чоботов в утоптанной земле. — Ну, так что… — Рыцарь хотел спросить у зеленокожей, не пора ли. Но тут меховым комком им под ноги выкатился Мохнопятик. Он оказался размером с крупную дворнягу, желтые зубы торчали изо рта, до боли напоминая бобра, вот только хвост не был похож на бобровый — никакой тебе благородной мясистости, крысиный задохлик. Что за зверь такой? Почему о нем не упоминал не один составитель бестиариев и монстрологий? Мохнопятик запрыгал на задних лапах, потешно взмахивая передними, зацокал словно белка. На лицо навьи тенью набежала забота. — Что, так плохо? — спросил Годимир. — Они близко, — кивнула зеленокожая. — Так чего же мы ждем? — подошел Ярош. Он наложил стрелу на тетиву, но боевого задора в голосе не слышалось. Уж скорее, обреченность. — Побежали! — Навья тряхнула головой, волна волос метнулась с плеча на плечо. И они побежали… Неживая повела людей на тот самый, похожий на вываленный язык, холм. Когда Годимир бросил прощальный взгляд на избушку стариков-предателей, ему почудился внутри отблеск пламени. — Что зыркаешь, пан рыцарь? — буркнул Ярош. — Боюсь я, кто-то из нас каганец опрокинул. Вот незадача! Сгорит теперь старуха. Будешь жалеть? — Не думаю, — отозвался словинец. — Просто… — А коль не пожалеешь, так и говорить не о чем. Ты не грусти, пан рыцарь, этот грех я на себя возьму. Одним больше, одним меньше… Какая разница? Мне по-любому в Королевство Господне не войти. После они молчали. Поднимаясь по крутому склону, где корни елей цепляются за ноги, а колючие лапы хлещут по лицу и плечам, много не поболтаешь. Но на гребне рыцаря вновь заставил обернуться протяжный громкий не то крик, не то вой, донесшийся снизу… Избушка дымилась. Плотные белые клубы вырывались из-под начавших скрючиваться и коробиться пластов дерна, в окне металось багровое пламя. Вряд ли Якуня выжила. Даже если и не сгорела, то в дыму задохнулась как пить дать. А может, это и к лучшему? Как бы отнеслись людоеды к бабке, упустившей добычу? Кто знает? А потом Годимир увидел и нелюдей. И вправду, около дюжины — пересчитывать не хотелось. Здоровые, мохнатые, ручищи свисают ниже колен. Головы тяжелые, вырастающие прямо из плеч, со скошенными назад лбами и толстыми надбровными дугами. Рыцарь сумел разглядеть курносые носы с вывернутыми ноздрями, толстые губы и маленькие глазки. У большинства лица (или морды?) заросшие рыжими бородами, а у одного — очень высокого, широкоплечего — блестела на темени обширная лысина. |