Онлайн книга «Клинки Порубежья. Книга 1. Окаянный груз»
|
– Ты кого ж это сволочью называешь, а? – возмутился Вочап. – Да уж не тебя, пан Симон. – Войцек дернул себя за ус. – А все едино, много таких найдется, что рады, чуть жареным запахло, в кусты схорониться. Не наш, мол, приказ, своевольничает сотник! А я не своевольничаю. Я службу коронную так понимаю. А ежели ее по-иному понимать надобно, объясни, пан Симон, мне, тупоголовому, что да как! Полковник засопел. Вытащил широкий вышитый платок и принялся промакать пот на лбу и скулах. В горнице остро запахло грядущей ссорой. Третий из присутствующих шляхтичей, сидевший прежде неподвижно, словно каменный истукан, недовольно пошевелил носом и опустил на пол правую ногу, закинутую раньше на левую. Пошевелил ступней, разгоняя «иголочки» в мышцах. Достал из-за обшлага темно-синего жупана янтарно-желтый окатыш сосновой живицы, поднес к усам, втягивая лесной бодрящий дух. Весеннее солнце пробивалось сквозь витражи, марало яркими цветными пятнами чисто выскобленный пол, стену, на которой красовались тяжелый кончар и две сабли – старая, в потертых черных ножнах, и новая, с посеребренным эфесом и до блеску начищенными бронзовыми накладками. – Ладно, пан сотник, – полковник бросил скомканный платок на лавку рядом с собой, – гонористый ты очень. Часто себе же во вред. Свидетели у тебя есть, что Мржек Сякера пожег Гмырин хутор? – Так, почитай, два десятка моих людей засвидетельствуют… – Войцек развел руками. – Или мало? – Дурнем не прикидывайся. Раньше за тобой такого не водилось и сейчас оставь. Слово твоих порубежников многого не стоит, если коронный суд разбирать дело будет. – Сабли, значит, стоят, а слово воинское – нет. – Перестань, сказано тебе… – Пан Симон устало вздохнул. – Про бабу в донесении речь шла. – Точно. Есть такая. Надейка, невестка Гмыри. – Она сможет свидетельствовать? – Нет, пан полковник, не сможет. – Что так? – Не говорит. – Войцек хрустнул пальцами. – Как привезли ее с пожженного хутора, слова еще не сказала. А уж без малого два месяца минуло. Радовит за ней приглядывает. Он сказал, что читал где-то: раньше чародеи не только убивать, но и лечить могли. – Радовит? Это реестровый твой? – Именно. Реестровый. – Ну и как он? – Что «как он»? – Ой, не зли меня, сотник. Сказывал уже, попридуривались, и хватит. Чародей твой как? Надежный? – Меня не подводил. – А королевство не подведет, случись чего? – А чего может случиться, пан Симон? – Войцек впился глазами в лицо собеседника. – Да так… Ничего… – пошел на попятный полковник, но от богорадовского сотника запросто отвертеться не удавалось еще никому. – Нет уж, поясни, пан Симон, чем тебе Радовит не ко двору пришелся. Мне с ним бок о бок, может, еще драться доведется. Имею право знать? – Имеешь, Войцек, имеешь, – сдался полковник. – Хоть и тяжко мне такое говорить… – Да ладно уж, пан Симон, рассказывай. Взялся, люди молвят, за гуж, не говори, что не дюж. – Король наш, Витенеж, помирает. – Господи, упокой душу раба Твоего. Удивительного, правда, я в том не вижу. На девятом десятке-то его величество. – Ежели помрет король, в липне либо серпне Сейм соберется. В Посольскую Избу шляхта съедется. – И тут ничего дурного не видится мне. – Погоди! – вскипел полковник. – Не перебивай! Я еще над тобой командир, а не наоборот! Имей терпение! – Прости, пан Симон, – едва заметно улыбнулся Войцек. – «Прости»! Ладно. В память об отце твоем покойном. Мне пан Чеслав, князь Купищанский, с голубем весточку прислал. Выговская шляхта совсем с ума посходила. Возврата к старому хотят. Отмены Контрамации. И грозинецкий Зьмитрок выговчан к тому подстрекает. А значит, каждый чародей нынче под подозрением у нас должен быть, каждый проверки требует. Ну что, сотник, понятно я тебе разъяснил? – Понятно. Понятнее некуда. Я тебе вот что отвечу, пан Симон. Радовиту я верю. Он не за страх, а за совесть служит. Молодой, правда, еще, крови боится, но ничего, оботрется. – Ладно. Надежный так надежный. Пускай служит. Это хорошо. Плохо, что баба свидетельствовать не сможет. – Не сможет. – Тогда грош цена, пан сотник, всем нашим речам. Как выберут нового короля… Мы-то, понятное дело, будем насмерть за Януша князя Уховецкого стоять. Но человек предполагает, а Господь располагает. – Что ж делать, пан Симон? Как правду утвердить? – Да не надо ее утверждать. Пока не надо. Победим, тогда начнем утверждать. А нет, не победим, дозволим не тому, кому надобно, на троне воссесть, не до того будет. Уж ты поверь мне, пан сотник. – Ясно. – Войцек побарабанил пальцами по столешнице. – Яснее ясного. Обедать будете? И ты, пан Симон, и пан Пячкур. – Он кивнул на молчаливого гостя – невысокого, тонкого в кости, с девичьи нежными щеками, но смоляными усами, закрученными лихими кольцами, и стальным взглядом полуприкрытых глаз. – Обедать? Обедать – это хорошо. – Полковник одернул жупан. Поднялся. Потом снова сел. – Ладно, Войцек. Как ни тяжело, а говорить надо… – Что еще, пан Симон? – Шпара уже выбрался из-за стола, выжидающе глянул на командира сверху вниз, засунул большие пальцы за пояс. – Чем еще я прогневил гетманов и корону? – Эх… Это… Ладно, Войцек… Ты… Это… Тьфу ты, пропасть! – Да говори уже, пан Симон. Что ты, мычишь, ровно девке первый раз в любви признаешься? – Эх! Войцек… По приказу пана польного гетмана не сотник ты больше в Богорадовке. – Так… – Войцек ничем не выдал удивления или возмущения. Только плечи стали чуть жестче. – Это как понимать? – А понимай, как можешь. Или как хочешь. Это все, что для тебя, горячая ты голова, пан Чеслав Купищанский и пан Зджислав Куфар сделать смогли. С сотников убрать. Чтоб и имя с гербом твои в реестре не поминались до поры до времени. Чтоб у грозинчан и повода рта раскрыть не было. А равно и у выговских… Тьфу, проклятущее семя, хлыщи столичные, на границу бы их да в ночной дозор, зимой в мороз или в дождь, в слякоть! Эх!!! – Полковник взмахнул кулаком, но об стол, как намеревался, не ударил. Просто махнул рукой. – Так… – протянул богорадовский сотник, вернее, бывший сотник. Дернул щекой, задрожал кадыком от гнева. – Добро… Вот и награда за службу безупречную. Вот тебе, Войцек Шпара, и за кровь в стычках с зейцльбержцами пролитую, за ночи бессонные… – Не трави душу, слышь, сотник, – тряхнул седым чубом полковник. – Без тебя тошно. – Я т-т-т-только в той стычке пятерых бойцов п-по-отерял, надежных, проверенных товарищей. Думал, не зря. Д-думал, службу королевству сослужу, измену преступную открою. Ан нет… Не ну-ну-нужна, выходит, наша служба. Зазря порубежники скачут, задницы об седла м-м-мозолят, руки-ноги м-морозят… |