
Онлайн книга «Клинки Порубежья. Книга 1. Окаянный груз»
– Остынь, – повторил Тоадер. Гредзик обиженно надулся, но замолк. – Где золото? – Рошиор склонился над связанными лужичанами. Из-за угорского выговора слово прозвучало как «зоалото». Юржик и Стадзик молчали. Хмыз вообще не подавал признаков жизни. Ендрек тоже решил не высовываться. Было бы перед кем распинаться! – Я повторяю – где золото? Ты! Говори! – Широкий ноготь с черной каймой едва не ткнул Ендрека в нос. Парень дернул плечами. – Какое золото? – Лучше уж тянуть время. Хотя шансов на спасение никаких. Где пан Войцек? Где Хватан с Граем? Где все?! – Короля Витенежа. – Угорец, похоже, не сообразил, что над ним глумятся. Зато Гредзик напрягся, как собака, почуявшая дичь. – Первый раз слышу! – мотнул головой Ендрек. И почувствовал слабый толчок в правый бок. Словно пан Юржик пытался сказать: «Ай да студиозус! Молодец!» – Сундук на телеге… – попытался объяснить рошиор, но тут не выдержал пан Цвик: – Дозволь мне, мазыл Тоадер! Он подскочил к Ендреку и взмахнул невесть когда покинувшей ножны саблей. «Ну, все, – пронеслось в голове медикуса. – Конец! Прощайте, батюшка с матушкой, Томил, Аделька…» Клинок ударил плашмя. По незащищенной голове. Потом еще раз… Соскользнув по волосам, пребольно оцарапал ухо. Ендрек попытался втянуть голову в плечи, насколько это возможно со связанными за спиной руками, но тщетно. Удалось только прижать плечом больное ухо. Тут же последовал удар с другой стороны. По затылку, по шее, по плечам… – Я… тебя… сука… убью!.. – хрипло выдыхал Гредзик, замахиваясь снова и снова. Сквозь завесу боли прорвался отдаленный хохот рошиоров, подошедших полюбоваться, а может, и принять участие в развлечении. – Перестань, Гредзик! – А почему пан Юржик так далеко? Он же рядом сидел. – Стой! – Тебе еще дать? – Не знает мальчишка ничего! Кто ему сказал? Он же «кошкодрал»! Град ударов стих. Лишь пульсировала боль в исполосованных плечах и мигом вздувшихся шишках на голове – память о сабле Гредзика. – Тогда ты говори! Ендрек приоткрыл один глаз. Цвик стоял теперь напротив пана Бутли, острием сабли приподняв ему подбородок. – Ну! Говори! – Спрашивай, – голос Юржика звучал сдавленно из-за опасения, открывая рот, перерезать себе горло. – А то не знаешь, Бутля? Где казна? – Если б я знал… – Довольно брехать! Где казна? – Кобель брешет на цепи. Не знаю я, где казна. – Как – «не знаю»? – Да вот так! Не знаю – и все. Пока мы с тобой на саблях махались, Мироед с Квирыном удрали. Вместе с телегой. – Брешешь! – А ты мне руки развяжи да саблю дай… Проверим. – Да пошел ты… – Нет, Гредзик, – рассудительно проговорил пан Юржик. – Ты своей смертью не умрешь. Я тебе обещаю. – Я? – поразился Гредзик. – Ну, может, и не помру! Тебе-то что? Ты-то во всяком разе раньше меня сдохнешь! – Он чуть-чуть сильнее надавил на саблю. Юржик сглотнул судорожно и прикрыл глаза. – Пан Гредзик, – окликнул озлобленного шляхтича угорец. – Не забывай, зачем мы тут. Сперва золото. Месть потом. Хочешь, я их тебе подарю? – Хочу! – выдохнул пан Цвик, раздувая ноздри. – Считай, договорились, – усмехнулся, показав щербину меж зубами, рошиор. – Мне – золото, тебе – дружков закадычных. – Э, нет, мазыл Тоадер! Мы не о том с боярином Рыгорашем сговаривались! – А мне что за дело? – Оскал Тоадера живо напомнил Ендреку виденного в детстве убитого волка. Зверина повадился сперва драть овец да коров в окрестностях Выгова, а после перешел на детей и кметок. Больше десятка человек порешил, с полдюжины калеками на всю жизнь оставил. Шляхтичи из близких к столице застянков и маетков из кожи вон лезли, чтоб заполучить назначенную королем Витенежем награду – полсотни монет серебром. Несколько магнатов устраивали, сговорившись, облавы. Не ради денег, серебра у них и без того куры не клюют, а ради славы. А убил людоеда старый, кривой на один глаз кметь, возвращавшийся в сумерках с покоса. С глазами у деда не ладилось, а вот слух оказался отменный. Он различил едва слышный треск сучка под лапой прыгнувшего зверя и успел с полуоборота махнуть косой. Удар пришелся хищнику по горлу… А когда волчару везли на телеге в королевский дворец, детворе, бегающей по улицам Выгова, навеки запомнился оскал мертвой пасти. Вершковые клыки и вывалившийся голубовато-розовый твердый язык. – Не пойдет! Не по совести! – Гредзик даже ногой притопнул от возмущения. – А предавать – по совести? – ввернул пан Стадзик. – Заткнись! – Цвик развернулся к нему, замахнулся саблей. – Только попробуй, – спокойно проговорил Тоадер. – Они мне живыми нужны. Пока живыми… – Ух, хорошо, – выдохнул Юржик, – а то шея затекла. – Заткнись! – снова выкрикнул Гредзик. Командир рошиоров скривился, как от зубной боли: – Ты б сам замолчал, а? Шуму-то, шуму… На жменю золота, а толку на медный грошик. – Мазыл Тоадер! – Скоро полста лет, как мазыл Тоадер. Заморил ты меня, пан Гредзик. Послушай теперь меня. Ты обещал нас к золоту королевскому привести? – Да! – Привел? – Да! – вызывающе воскликнул пан Цвик. Подошедшие поближе послушать беседу своего предводителя с пленниками рошиоры неодобрительно зашумели. – А где оно? – нахмурился Тоадер. – Где мы еще не искали, а братья-мазылы? Во-он под тем кустиком искали? – Искали! – с готовностью откликнулся невысокий угорец с тяжелым раздваивающимся подбородком. – А под тем плетнем? – И там искали! – звонко выкрикнул совсем молодой парнишка – едва-едва бриться начал. Не иначе, отпрыск знатного и богатого рода, если в таком возрасте в гвардии оказался. – Довольно куражиться! – заорал Гредзик. – Кто над кем куражится? – пожал плечами Тоадер. – Золото где? – Не знаю… – виновато понурился пан Цвик. – Так что ж это выходит, а, братья-мазылы? Коль золота нет, значит, договор не выполнен. Так? – Точно! – с видимым удовольствием подтвердил парнишка-рошиор. – Значит, можешь гулять пан Гредзик. Как там ваш любимый танец зовется? Таращанка? Вот гуляй таращанкой. – Как так?! – Молча. – Всегда говорил – никто предателей не любит, – вполголоса вставил пан Юржик. – Терпят, пользуются, а любить… Нет у людей к этому племени любви, да и быть не может. |