Онлайн книга «Клинки Порубежья. Книга 1. Окаянный груз»
|
Козма нагнулся и поводил по свежим затесам на древесине серовато-белым бруском, зажатым в руке. Сало, что ли? – Су-у-уки, – тоскливо протянул пан Юржик и снова зарычал с прежней злобой. – Уйди, Гредзик, уйди от греха… Я ж тебя зубами грызть буду. Я тебя голыми руками… – Врешь, не достанешь, – ухмыльнулся пан Цвик. – Пока что ты в плену, а не я… – Ничего, Господь шельму метит. Отольются и тебе наши муки… Веревки, тянущиеся от лодыжек пана Клямки, привязали к седлам угорских коней, горбоносых, сухих, со скошенными крупами. Рошиоры взяли скакунов под уздцы, причмокнули. Пана Стадзика поволокли сперва по земле, а потом заостренный конец жердины коснулся тела, медленно вошел меж растянутых в стороны ног. И вот тогда пан Стадзик заорал. Страшнее крика Ендрек не слыхал за всю свою жизнь. Он призвал все беды и несчастья одновременно и сразу на головы угорцев, а заодно и выговских «кошкодралов». Потом перебрал всех, самых мерзких и отвратительных, зверей и гадов. Кони шли очень медленно, едва-едва переступая точеными копытами и времени на проклятия у смертника оказалось достаточно. – Смотри, смотри… – с полубезумной удалью приговаривал Гредзик, на радостях дергая веко Ендрека вверх с такой силой, что парню показалось, что все – сейчас оторвет. Крики Стадзика постепенно перешли в протяжный звериный вой, в котором уже не было ничего человеческого. Только боль, сломавшая наконец-то гордого шляхтича, обнажившая присущее всякому желание жить и ужас перед смертью. – Смотри, смотри… Кони остановились. Рошиоры навалились вчетвером, приподнимая кол. Толстый необструганный его конец утвердили в ямке – когда выкопать успели? Стадзик повис на высоте полутора сажен над землей, медленно опускаясь под своей тяжестью. «Если в сердце войдет, – подумал Ендрек, поражаясь своей способности мыслить холодно, – значит, повезло. Мучиться не будет». Крик Стадзика стал тише – не может человек долго орать без риска сорвать горло – и вскоре перешел в хриплый, надсадный стон. Рошиоры утратили интерес к посаженному на кол, за исключением Митряна, утаптывающего набросанную в ямку землю. Но вскоре и он, пошатав жердь и убедившись, что кол установлен надежно, направился следом за прочими к пленным лужичанам. – Ты следующий, – прошипел пан Гредзик, обжигая ухо горячим дыханием. – Ты. – Палец мазыла Тоадера недвусмысленно указывал студиозусу прямо в грудь. – Ты можешь спастись, а можешь разделить его долю. Где казна? – Не знаю. – Да не знает он! – выкрикнул пан Юржик. – Ничего. Сейчас расскажет и что знает, и что не знает. – Не бери грех на душу, мазыл Тоадер, – едва ли не взмолился пан Бутля. – Бери меня, коль так невтерпеж! – Тебя? – озадаченно произнес угорец. – Впервые вижу, чтоб человек добровольно на пытку шел. Вразуми уж дурня, что так? – Да просто так. – Ну, вот ты совсем меня за дурака держишь, оказывается. Не верю. – Ну, пускай будет… Хочу, чтоб парнишка пожил еще хоть малость. – Не верю. Или ты святой, пан Юржик? – Не святой. – Потому и не верю. Ендрек затравленно молчал, переводя взгляд с одного на другого. С угорского мазыла на малолужичанского шляхтича. Что за спор затеяли? К чему? Может, Юржик что-то задумал? Хотя нет. Вряд ли. Что тут задумаешь? Спасения нет. Зато от результата спора зависит – поживет ли он, Ендрек, студиозус Руттердахской академии, еще немного, хотя бы пока Сито не взойдет над головой и не засияет на безоблачном небе, или умрет лютой смертью на колу прямо сейчас. – Хорошо… – Пан Бутля продолжал выискивать доводы, способные убедить рошиора. – Если я скажу, что не хочу видеть, как его пытают, ты наверняка начнешь с него. Так ведь? – Так, – ощерился мазыл Тоадер. – Тогда я этого не говорил. – Нет уж, – в отсветах костра рошиор выглядел жутковато – оскал, багровые блики на лбу и щеках, – говорил. Как я сам не догадался?.. Взять его. Он повторно ткнул пальцем в Ендрека. Козма и еще один угорец подхватили студиозуса под мышки, поставили на подгибающиеся ноги. Может, со стороны и выглядело, будто он ведет себя мужественно, но на самом деле Ендрек не орал во весь голос лишь потому, что онемел от ужаса. – Стойте, не надо! – хрипло выкрикнул пан Бутля. – Я все скажу! – Да? – Тоадер быстрым движением наклонился к нему, заглянул в глаза. – Я же сказал, что живым никого не оставлю. Теперь. – Я знаю. – Значит?.. – Я скажу в обмен на быструю и легкую смерть. Для себя и для него. – Юржик указал глазами на Ендрека. – Годится. По рукам! – кивнул мазыл. – По рукам? Так развяжи. – Не дождешься. Говори. – Э-э… Погоди. Сперва условия. – Какие еще условия, прах меня побери!!! – Не бойся. Необременительные. Ты исполнишь их с радостью. – Да? – Рошиор казался озадаченным. – Ну говори. – Во-первых… – А что, будет и во-вторых? – А то! – Ну, ты наглец! – Мы, Бутли из-под Семецка, все такие. – Ладно. Давай. – Во-первых, гони в три шеи предателя… – Что!!! – заорал заскучавший неподалеку Гредзик. – Да я тебя прямо сейчас! – Он прыгнул к пану Юржику, вытягивая на ходу саблю, но какой-то рошиор подставил ему ногу. Пан Цвик покатился кубарем, а когда хотел вскочить, взвыл, ощутив каблук Тоадера на своем запястье. – Бросай саблю и пошел вон! – Мы же договорились! – Заметь, Гредзик, на золото меня выводит он, – быстрый кивок пану Бутле. – А ты плюешься и машешь саблей без толку. Я разрешаю тебе возвращаться не ближе поприща от хвоста последнего коня моего отряда. Ясно? Ближе подъедешь – сам зарублю. Гредзик разжал пальцы, позволив сабле выпасть. Поднялся. Несчастный, сгорбившийся. Ендрек, пожалуй, мог бы ощутить к нему жалость, если бы вдруг забыл, сколько зла он принес отряду… – Пошел вон! – Мазыл Тоадер махнул пренебрежительно рукой. – Саблю забрать разреши. – Там заберешь. – Носком сапога рошиор подцепил клинок пана Гредзика и, дрыгнув ногой, отправил его далеко за пределы освещенного круга. – Прочь! – Больше не замечая удаляющегося предателя, он повернулся к Юржику: – Дальше. – Хорошо. Но я бы еще и под зад коленом бы… – Меньше болтай! Дальше! – Во-вторых, убейте нас на рассвете. |