
Онлайн книга «Клинки Порубежья. Книга 2. Мести не будет»
— Шел бы ты... — Стодолич словно услыхал мысли Грозинецкого. — Шел бы ты лесом, твое преподобие! — Что? — приподнял бровь Пакрых. — Это ты мне, пан Микал? — Тебе, тебе. Кому ж еще? — Так ты выйди и прогони меня! — Ладони преподобного Силивана поухватистее легли на посох. — Хочешь, в лес, а хочешь, в поле. — Панове! — прорвался сквозь шум и гам голос пана Шэраня. — Панове, как вам не стыдно? Король здесь и смотрит на вас! — А пускай поглядит! — выкрикнул Ярема Вовк. — А то давно при нем не орали. Нам нет числа, сломим силы зла! Отвык, поди? — Да как ты можешь, пан Ярема? — А вот так и могу! Я — старый и больной. Мне ли бояться расправы? Днем раньше к Господу, днем позже — есть ли разница? — Панове, панове! — выкрикнул пан Иахим. — Что ж вы, как торговки на площади скубетесь? Ведь закон новый обсуждать надо! Не для себя же радею, для Прилужан! Для будущих поколений, что спасибо нам скажут! — Скажут, скажут, пан Иахим, непременно скажут! — подпрыгнул Стреджислав Яцьмежский. — Как ты нашим дедам сказал уже! — Да как ты смеешь, щенок! — зарычал пан Стронга. — Я тебе не щенок, пан Иахим! — срываясь на фальцет воскликнул князь Стреджислав. — Не щенок, а шляхтич! Пускай у тебя фольварков вдесятеро больше, зато я род свой числю на четырнадцать колен. И никто из моих предков Отечество не продавал за грозинецкое серебро! Выкрикнул и оглянулся на Зьмитрока. Петух петухом. Когда б еще ногой грести начал, не отличить. — Мальчишка! Да я тебя! — Пан Иахим грозно пошел вперед, на ходу поддергивая рукава. Дорогу ему заступил Кажимеж Чарный: — Охолонь, охолонь, пан каштелян... — Пусти меня! Я его в дерьмо вобью! В то дерьмо, откуда он вылез! Князь Яцьмежский ловко перепрыгнул кресло, устремляясь навстречу пану Иахиму. Его за рукав ухватил Тадеуш Плещец. Молодой сенатор дернулся, стремясь освободиться. Далеко не новый жупан не выдержал и затрещал... Неподвижность в зале сохраняли четыре человека. Два застывших столбами гусара у дверей. Подскарбий Зьмитрок Грозинецкий, который продолжал разглядывать сборище через полуприкрытые веки. Король Юстын, горестно сгорбившийся в своем похожем на трон кресле. — Наша Элекция! — перекрывал бессвязные выкрики князей громоподобный голос Силивана. — Не дикость и отсталость! А, напротив, великое достижение нашего королевства! Не обречены мы подчиняться человеку! Во власть пришедшему благодаря крови и родству! А можем выбрать достойнейшего! Из достойных! Это ли не благо? — Позор! Позор! Вон!!! — орал Южес Явороцкий — рябой с малолетства магнат из-под Батятичей. Вот только кого он позорил и гнал прочь, оставалось непонятным. И для самого пана Южеса, скорее всего. Зато выкрикивал свое «Позор!» он самозабвенно. Даже заглушал иногда игумена храма Святого Жегожа Змиеборца. — На площадь, панове! — басил преподобный Силиван. — Пускай народ узнает, каких змиев искусителей сам же на правление поднял! На площадь! Не трожьте Элекцию, запроданцы! — Уймись, пан Пакрых! — попытался образумить его Винцесь Шваха, митрополит Выговский и патриарх всего королевства. — Тебе ли, терновцу, меня затыкать? — немедленно ответил Силиван. — Я в Выгове родился, в Выгове живу, в Выгове и помру, даст Господь! Ты ж приехал сюда за клобуком патриаршим! А по заслугам ли тебе сан такой, подумал? А ну-ка поддержи меня, пан Жичеслав! Не ты ли после его преподобия Богумила в митрополиты шел по справедливости? Игумен монастыря Святого Петрониуша Исцелителя стукнул посохом о пол, что-то сказал. Его не расслышали. Да никто и не слушал, если честно сказать. Он махнул рукой, отвернулся и уставился в завешенную гобеленами стену. — Не тебе то решать, — стукнул об пол своим посохом Винцесь Шваха. — На то есть королевская воля и королевское слово! — Ан еще разобраться надо, на чьи денежки ты поешь! — закричал пан Церуш. — Уж не уховецкой ли чеканки твои сребреники, Силиван? — Позор! Позор!!! — надсадно ревел Явороцкий. — Мои деньги чище твоих! — твердо отвечал Пакрых. — А ты подумай о судьбе Отечества! Или тебе уже наплевать? — Я Отечеству всю жизнь посвятил! — Ага, а еще кобелям борзым да сукам! Совсем занехаяли Прилужаны с вашими сучьими вытребеньками! — Ты борзых не трожь! — хлопнул в ладоши пан Ярема. — Они честнее многих людей! — Позор! Позор!!! — Смерть уховецким запроданцам! — Микал Стодолич вспрыгнул на кресло. Вырвавшись из рук пана Тадеуша, молодой князь Яцьмежский ловко пнул Стодолича в колено. Пан Микал свалился, заорал непотребно, и кинулся подержать Стреджислава за грудки. На плечах у него повисли Кжеменецкие. — Зьмитроковы деньги отрабатываем? — преподобный Силиван занес посох, словно алебарду. Князь Плещец отшатнулся от него, шипя сквозь зубы. Пятур Церуш рванул ворот жупана и пошел вперед, набычившись. Сейчас точно в кулаки возьмет игумена-вольнодумца. — Борзых не трожь! Я за борзых знаешь что сделаю? — волновался пан Ярема. — Вон! Позор!!! — Дурней из нас лепят, панове! — Кажимеж Чарный встал плечом к плечу с игуменом Пакрыхом. — Не так давно на Контрамацию покусились! Кричали, мол, вольности шляхетские она ограничивает! А что нынче удумали? Права элекции лишить? Да как языки поганые молоть такое повернулись? — Не позволим! — тряс кулаками князь Стреджислав. — Не позволим! — Позор!!! — За борзых я... — В Уховецк дуйте, предатели! Скатертью дорожка! — Не жгут грозинецкие денежки карманы-то? — Позор!!! Вон!!! — Знаю, откуда ветер веет! Из-за Луги веет! — Анафема тебе, Силиван, анафема! — Чхать я на твою анафему хотел! Давно сам простым игуменом был? Ишь ты, в патриархи он выскочил! Из грязи да в князи! — А собак все ж не троньте! — Панове! Панове! — надрывался маршалок. — Что ж вы творите? Разве ж так можно? — Позор! — Как глумятся над Прилужанами! — Ты кулачки-то свои прибери! — Спокойнее, панове, спокойнее!!! — Эх, сабельку мне, я б тебе показал, ясновельможный ты наш! — Вон! В Уховецк! — Взы, взы! Ату!!! — Да уховецкие до такого и додуматься не могли! — Нам нет числа... — Заткнулся бы ты, пан!.. — Выбрали короля на свою голову! А он вам: нате — ешьте!.. |