Онлайн книга «Клинки Порубежья. Книга 2. Мести не будет»
|
— Нет. Не на Малые Прилужаны. Будем рыцарей бить. Как думаешь, урядник, побьем Адаухта? — Дык, пан сотник, как же не побить? Завсегда били. — Вот и я так думаю, что побьем. Бывай, урядник. Пан Анджиг шагал стремительно, не замечая многочисленных горожан, снующих в этот час по улицам. Тем паче, что путь его пролегал частью по рыночной площади, частью по купеческим кварталам, мимо здания Сената. Прохожие сами расступались перед ним, испуганные суровым выражением лица — сжатые губы, сведенные в одну черту брови, пятна румянца на скулах. Вот и дом аптекаря Мацюры. Голубенькие ставни, бронзовый молоточек на входных дверях, заботливо укрытые соломой цветы в палисаднике. Упитанный, как хорошо откормленный на зиму кабанчик, аптекарь только бросил взгляд на постояльца и исчез, словно растворился. К чему лезть под горячую руку к чем-то расстроенному гусару. Эх, если бы это был просто гусар! Сотник, наместник, хорунжий... Да хоть сам полковник, леший его задери! А тут же королевский сын... Поди знай, как себя с ним вести. Как с обычным шляхтичем — чего доброго обидится. Подобострастно, как с великой шишкой? Тоже может не понравиться. Да и король Юстын, все знали, не одобрял раболепства. Знай твердил, что пришла свобода, лужичане должны встать с колен... И так далее, всего не упомнишь. Поэтому Кильян Мацюра предпочитал в спорных случаях, когда на знаешь, как себя вести, просто прятаться. Подальше от начальства, поближе к кухне, как у военных говорится. Далонь-младший даже не обратил внимания на отсутствие хозяина за прилавком. Прошагал по парадной лестнице наверх, не снимая сапог и даже не попытавшись очистить с них грязь. Вот еще! А прислуга тогда на что? Толчком распахнул дверь комнаты и замер... На резном кресле, вытащенном из угла поближе к грубе, сидела пани Хележка Скивица. Та самая, которую его величество бесчестил шалавой. Смотрелась красавица-шляхтянка в комнате, как заморская бархатная роза в ведре углежога. То есть, мягко говоря, не к месту. Она сидела, закинув ногу за ногу, покачивая острым носком сапожка — сразу видно, в паланкине приехала, грязь не месила, — локоть оперла на колено, а мягко очерченный подбородок на ладонь. Палантин из седых лис, сброшенный по случаю жары, висел на высокой спинке кресла. Темно-серое, с жемчужным отливом платье настолько отличалось от столь любимых пани Хележкой нарядов — оно поднималось до самого подбородка, оканчиваясь кружевным рюшем, такие же рюши спадали с запястий, скрывая кисти рук, — что Анджиг сразу заподозрил неладное. — Что-то случилось? — без обиняков и даже не поздоровавшись, спросил он. — А просто соскучиться я не могла, значит? — Пани Скивица улыбнулась уголками губ, как обычно заставив пошевелиться родинки-близнецы. Анджиг открыл рот, но достойного ответа не подобрал и развел руки. Хележка соскочила с кресла, неслышными шагами пробежала по комнате, встав на цыпочки, легонько коснулась усов гусара теплыми, мягкими губами. Шепнула: — Здравствуй, рыцарь мой... Шляхтич вздохнул, нежно, но твердо взял пани Хележку ладонями за плечи, отстранил от себя на длину рук, поглядел в глаза: — Здравствуй, душа моя. Целых два дня... — И я скучала, — перебила она. — Видишь, как скучала. Даже приличия позабыла... Анджиг провел согнутым пальцем по ее щеке, еле ощутимо прикоснулся к губе... И вдруг посуровел. Опустил руки. — Не надо было приходить. Весточку прислала бы, я бы сам примчался. — Прости, не стерпела. — Выгов — один большой рынок. Сплетни разбегаются — конный нарочный не поспеет. — Ну и что? Не ты, гусар, сплетен бояться должен, а я. — За тебя и боюсь. Знаешь, что... — Он не договорил. Осекся, отвернулся к окну. — Что? — Да ничего. Негоже болтовню досужую повторять. — Болтовню досужую? — Пани Скивица вернулась в кресло. Села ровно, тщательно расправила складки подола платья. — Позволь-ка, рыцарь мой, поиграть в загадки-отгадки. — К чему это? — насупился Анджиг, как пойманный на шалости ребенок. — Нет уж, позволь. Ты ведь из дворца? — Ну, да... — Что ты «нукаешь»? Разве так благородный пан должен с пани разговаривать? Господи! Куда же Прилужаны катятся, если даже гусары благородные манеры забывать стали? — Хележка в напускном благоговейном ужасе возвела черные очи к потолку. — У тебя ведь крыша течет! — С чего ты взяла? — Да вон побелка пожелтела и облупилась. — Где? — Да вон — в уголке. — Не замечал. Да и Господь с ней, с побелкой! — Верно. Так что там во дворце? — А! — Далонь-младший махнул рукой. — Как здоровье его величества? — Как тебе сказать? Телом — краше в гроб кладут, но духом тверд... — Значит, ругался батюшка? — А то? То есть, не то чтобы... — Значит, ругался. Из-за меня. — Нет! — так решительно воскликнул Анджиг, что пани едва не рассмеялась. — Как ты любишь говорить, «не то чтобы из-за меня, но...». Угадала? Гусар прошел по комнате, сел на кровать: — Много батюшка наговорил. Вроде бы и не сыну родному выговаривал, а невесть кому... — Да, сочувствую. Что делать думаешь? — Как — что делать? Воевать. Выговская хоругвь на войну идет. С Зейцльбергом. — Правильно! — даже в ладоши хлопнула пани Скивица. — Молодец Юстын! Анджиг покачал головой: — Странно слушать. Ты-то его хвалишь, а он... — А лучше б я его ругала? — Да нет... — То-то же. Когда хоругвь из Выгова выходит? — Завтра приказ будет. А там поглядим. — Ясно. Еще что король поведал? — За саблю ругал. И за коня... — слова прозвучали по-детски обиженно и жалко. Пани Хележка звонко засмеялась: — За саблю... За коня... Ты еще заплачь, гусар! Горя бы большего не было! Отец пожурит, отец и простит. — Нет, — твердо возразил Анджиг. — Ты его не видела. Аж перекосился весь. Может, прав Зьмитрок, что болезнь тела на душу потихоньку перекидывается? Или как он там говорил? — Ты следи, что болтаешь! — Пани вскочила на ноги, уперла руки в бока. — Зьмитрок! Он тебя подучит! Он на путь наставит! — Да я и не слушал его вовсе. — Анджиг поднял ладони, будто защищаясь. — Во дворце пару раз беседовали да на службе в храме Жегожа Змиеборца как-то рядом стояли... И ничего более! Только он, — гусар вздохнул, — он мне умным государственным мужем показался. Хитрым, изворотливым, но умным. |