Книга Спасти СССР! "Попаданец" в пенсне, страница 101 – Валерий Белоусов

— Т-только вот…

— Ну, это ничего… впитаться еще не успело! дай-ка, я сейчас тебе животик-то разрежу…

— Всё бы тебе зверствовать, товарищ Заспанов… — чуть запыхавшись, вступил в беседу Берия, — гражданин сам сейчас всё выблюет вот в эту чашечку, ага?

— Ага… блю-а-а…

— Вот и хорошо. Горяченькая…

…Жалко только, что эффективного противоядия от батрахотоксина не существует в природе. Партнеры дали Кобалёву простое плацебо. [108]

…Нам, живущим спустя двадцать лет после описываемых событий, уже очень трудно понять — как, с помощью кого выдающиеся джентльмены из закрытого «Хлопкового клуба» вышли на Лаврентия Павловича — достаточно быстро идентифицировав его, и своим ледяным, змеиной мудрости умом не поняв, но приняв как данность его появление на этой грешной земле…

Видимо, если бы и сам Христос второй раз Пришёл — они бы среагировали так же быстро, оперативно и так же безжалостно. Кстати, а вы уверены, что ОН уже не Приходил? Только нам не дали это увидеть…

Да. Они приняли это — и отнеслись к появлению товарища Павлова настолько серьёзно, что обрубили концы даже и по исполнителю.

С Ли Харви Освальдом точно так же было.

А Михаил… что Михаил… когда он был действующим генералом ГРУ — то да! он представлял для джентльменов крайний оперативный интерес… А став хозяином — пусть процветающей, но всё же компании сторожей… ну какое партнерство может быть у всадника и лошади?

Что бы себе лошадь ни воображала.

Так что партнёры его бестрепетно попросили… партнерам не приказывают — не так ли?

А мистер М аж раздулся от гордости — ему поручили ТАКОЕ! Изменить ход всей мировой истории! Он действительно крут. Как Гималаи. И даже круче вареных яиц.

Ну-ну… просто каждому крайне необходимому латексному изделию — действительно спасающему использующего его партнёра от того же сифилиса — не стоит потом удивляться, что его, изделие, по использовании утилизируют.

Пожилая, очень просто, но чистенько и аккуратно одетая женщина поглаживала Олечку Зенькович по голове и неторопливо рассказывала…

— Ну вот… Меня, беременную, и моих двух детей, Танечку — пяти лет и Машеньку — двух лет, в один из февральских дней сорок четвертого года с многими другими односельчанами немцы погнали в концлагерь, находившийся близ поселка Дерть, это у нас, в Беларуси…

В пути нас не кормили, мои дети плакали от голода, и я хотела в поле собрать несколько картофелин.

Увидев, что я собираю мерзлую картошку, литовский полицай подбежал ко мне и стал ногами бить в поясницу. Я потеряла сознание, и вскоре у меня начались роды. Маленький на вторые сутки умер, а меня, больную, истерзанную, погнали дальше в лагерь.

В лагере мы жили под открытым небом, спали прямо на снегу.

Мои деточки страдали от холода и ещё больше от голода. Горячей пищи нам не давали, а изредка через проволоку бросали хлеб.

Но желающих получить кусочек хлебушка было слишком много, и мне, больной и немощной, лишь два раза удалось таким образом заполучить небольшие ломтики хлеба.

Однажды я хотела собрать веточек, чтобы развести костер и обогреть своих детей. Но литовец-полицай не дал мне этого сделать и избил меня палкой.

Так я мучилась со своими детьми в концлагере.

Вскоре у моих детей опухли ноги и руки. Они кричали и плакали: «Мама, холодно! Мама, кушать!»

Но я ничего не могла сделать для моих девочек. На пятый день жизни в лагере от голода умерла моя дочь Машенька, а на следующий день умерла и Танечка…

— Бабушка, а потом пришли наши и всех полицаев убили, да? — с надеждой спросила Олечка.

— Нет, доченька, убежали они, ироды, в свою поганую Литву. На прощанье всех нас расстреляли — да вот меня только ранили… живу я. Зачем живу, не знаю…

Демократический Прохожий, чуть ещё пахнущий дермецом, немедленно выразил женщине своё демократическое мнение:

— То, что делали немцы в 1944-м — это перегибы на местах, результат многолетнего военного ожесточения, нужно было сдаваться в августе 1941-го, а не защищать Сталина, чтобы потом от голода в колхозах умирать и за пустые трудодни вкалывать.

И не надо мне возражать в духе «они защищали свою землю» — не было у колхозника никакой своей земли — был он бесправным крепостным.

Красные пользуются тем фактом, что у нищих советских колхозников не было фотоаппаратов, чтобы запечатлеть последствия сталинского голодомора. Непроверенные иностранные корреспонденты в колхозы не допускались.

Поэтому и на выставках о голодоморе в Центре имени Сахарова и предъявить почти нечего (красные над этим потешаются и считают отсутствие фотоаппаратов у колхозников доказательством отсутствия голодомора).

Не хватает фотографий результатов действий сталинских бандитов по приказу № 428 — «разрушать и сжигать дотла все населённые пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40–60 км в глубину от переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог».

Но мы…

Товарищ Ван был очень вежливым и культурным человеком. Тем более — он находился за пределами своей социалистической Родины и очень строго соблюдал социалистическую законность.

Но ведь был он не железный… Попросив Николая отвести Олечку, с трудом удерживающую гордые слёзы, подальше, маленький Лао Ван разулся, потом подпрыгнул, и с разворота босой пяткой…

Нет, все-таки интеллигентному прохожему трудно вести конструктивные дискуссии!

— Короче, вызвали меня сегодня в адрес… Коммунальная квартира, в комнатке проживает одинокая, сильно пьющая старушка.

Соседи участковому позвонили. Говорят, намедни был сильный шум, а потом они заглянули — а бабушка лежит без движения.

Выехала «помогайка», я старший…

Приехали. Квартира — притон притоном… в общем коридоре полно пустых бутылок, обои ободранные, дверь в комнату выломана.

На пороге — следы крови. Старушка лежит на голой панцирной сетке железной кровати, покрыта каким-то тряпьём… Лицо синее, на шее тёмные следы, видимо, душили.

Дело ясное, надо вызывать опергруппу с Петровки, криминалиста, прокурора и перевозку.

Сел я покамест протокол осмотра писать. И только первые буквы вывел… слышу, сзади меня замогильный хрип:

— СЫ-Ы-ЫНО-О-ОК, НАЛЕ-Е-ЕЙ… ТРУ-У-У-УБЫ ГОРЯ-Я-ЯТ!!