
Онлайн книга «Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости»
«Умирай, где стоишь!» — говорил в замечательном фильме Александр Невский. Умирали артиллеристы там, где стояли. А КНП немцы засекли со своего смешного самолетика — «Хеншель-126», который в каждом немецком корпусе для разведки и связи имелся. Кстати, с того самого, который колонну беженцев утром расстрелял. Не успели наши разведчики окоп на КНП оборудовать — времени у них на это не было. Работать уже надо было! На КНП — у разбитой буссоли — лежит, свободно раскинув руки, как уставший пахарь, красный комбриг, советский капитан Лукьянчиков…. до октября семнадцатого — штабс-капитан Русской Армии. На его обращенном к небу мертвом лице — улыбка. Улыбка человека, который уже ничего и никого больше не боится… и который хорошо, славно поработал… «Утомленное солнце нежно с морем прощалось…» 22 июня 1941 года. 06 часов 00 минут. Кобрин «Вставай, проклятьем заклейменный Весь мир голодных и рабов! Кипит наш разум возмущенный И смертный бой вести готов…» Это ничего, это просто «Интернационал». Исполняется по Всесоюзному радио в шесть часов утра. По улицам города носится опавшая листва, пожелтевшая и съежившаяся от пламени пожаров. Под ногами скрипит битое стекло, где-то завывает сирена «Неотложки»… Десять минут тому назад закончился второй авианалет на город: несколько «зетстроеров» — Ме-110 атаковали опустевший штаб 4-й армии. Ну и окружающим жилым домам досталось… Сейчас жители города высыпали на улицы и столпились у черных раструбов репродукторов… Закончился партийный гимн, и наконец говорит Москва: — Здравствуйте, товарищи! Начинаем утреннюю гимнастику! Поставить ноги на ширине плеч, подниматься на носки и поднимать руки через стороны вверх и опускать вниз с вдохами и выдохами раз-два, раз-два! А теперь ноги на ширине плеч, совершать вращательные движения головой, наклонять ее вправо и влево, вперед и назад, к плечам раз-два, раз-два; раз-два! Потрясенные люди молча расходятся… 22 июня 1941 года. 06 часов 10 минут. Аэродром вблизи Кобрина Ведро звякнуло о жестяную воронку, и в самолетный бак полился бензин. Сильно завоняло… Комполка Васильев задумчиво посмотрел на эту патриархальную картину и обратился к своему куму — старшине Галагану: — Слушай, Толя, и что — так вот и все время у вас и заправлялись? — А шо?! — Галаган недоумевающе вскинул курчавую голову. — Скольки тех заправок вообще было… Для нашей-то сирой корпусной эскадрильи… Да и летали они… ну в Минск за шелковыми чулками для командармовой женки, ну на охоту в Пущу… В общем, нечасто летали… Да, кстати, вроде был у нас тут один маслобензозаправщик… так его сменяли на легковушку «паккард» у кобринского зававтохозяйства… а «паккард» тот потом списали да и отдали… кому-то… не знаю кому! — Какая трогательная история… а бомбы у тебя тут есть? — Та маем трохи… АО-10, и АО-25… а так — все больше цементные… учебные! — Будем вешать хоть бы и цементные… гвоздей туда в них еще понапихаем… гвозди-то у тебя хоть есть? — Та маем трохи… К стоянке самолетов, где возились приехавшие с инженером полка и потому чудом уцелевшие техники (кто еще уцелел, было непонятно, улетевший на разведку в Высокое на УТ-2 замполит так и не вернулся), подъехала штабная «эмка» — генеральская, полноприводная, с высоким клиренсом, новенькая, сияющая… Из машины, сопя, вылез начальник политотдела дивизии. Васильев одернул реглан, поправил пилотку — звездочка точно над переносицей и доложил: — Товарищ диввоенкомиссар, 74-й ШАП… — Почему утратили?!! — прервал его грозный комиссаров рык. — Товарищ диввоенкомиссар, наша третья эскадрилья взлетала непосредственно под немецким артобстрелом, поэтому некоторые самолеты просто не успели… — Молчать!!! Я тебя не спрашиваю про твою паршивую херню! Я тебя спрашиваю, почему утратили портреты Вождей?!! Может быть, сейчас враг над ними глумится?!! Молчать!!! Я тебя разжалую, я тебя в порошок сотру, я… Что еще бы сделал грозный диввоенкомиссар с Васильевым, осталось тайной, ибо над головой вдруг мелькнула стремительная крылатая тень, и вокруг раздались тревожные крики «Воздух! Воздух!!!». Грозный диввоенкомиссар, на ходу запрыгнув в рванувшую с места «эмку», отважно скрылся в клубах пыли… [44] …Приземлившийся с ходу и так напугавший грозного комиссара УТ-2 козликом попрыгал по щебню ВПП и заглушил мотор. Замполит вылез на плоскость и потрясенно сорвал с головы шлем: — Ну командир, мы все тебе теперь должны наливать по гроб жизни… Там, в Высоком, — КАША!!! Так что пополнения из Высокого — не ждите, ребята… Не будет оттуда уже никого! Васильев с досадой сплюнул себе под ноги: — Хренов замполит, всю душу мне вынул! Толик, что ты там про гвозди-то говорил? Есть они у тебя или их нет? Да не верти мне вола, жмот! — Та маем трохи… 22 июня 1941 года. 07 часов 25 минут. Левый берег реки у Коденя. Южнее Бреста — Айн-цвай, форвертс! Айн-цвай, форвертс! Полугусеничный тягач с названием, состоящим из одних согласных, на тросах пытается вытащить из Буга утонувший понтон. Получается у него это довольно плохо — гусеницы буксуют, а передние колеса по ступицу зарылись в грязь. «Паркетный джип», что с него возьмешь… Это вы, дорогие, еще так называемых проселочных дорог Смоленщины в октябрьскую распутицу не видели… Окружающий пейзаж за последний час как-то неуловимо преобразился… Сама дорога и ее обочины сейчас больше напоминают лунный пейзаж. Из кратеров воняет сгоревшим толом и еще чем-то очень гадким… Кроме того, вся дорога, сколько хватает взгляд, усеяна остовами сгоревших машин — тут и бронетранспортеры, и «опель-блитцы», и «дешимаги». Особенно забавно выглядит самоходка «штурмгещютц», лежащая кверху гусеницами… Невдалеке экскаватор на базе «бюссинг-нага» роет могилу. Могила получается широкой и просторной… Рядышком пастор в военной форме наскоро отпевает длинный ряд накрытых шинелями фигур. Хороший такой ряд… Просто приятно посмотреть. Эсэсовец рядышком с пастором нервно покуривает в сторонку… А чего ты ожидал, партайгеноссе? Здесь все по-взрослому. Это тебе не цыган с евреями геноцидить. Модель нервно смотрит на свои швейцарские часы: |