Онлайн книга «Маги и мошенники»
|
– О, Господи! Нет! Этторе попятился, его ухватили за плечи. – Фирхоф, мы так не договаривались! Нострацельс встал, тяжело опираясь на резную трость, и брезгливо покосился на уэстера. – Привяжите его к креслу, побыстрее и покрепче – так, чтобы шея приходилась над чашей. – Не надо! Пустите меня! Я делал все, что вы хотели, и сделаю еще больше – все, я могу заплатить… – Нет надобности пререкаться с пациентом. Торопитесь, мессиры, иначе звезды снова продвинутся по куполу неба, и мы потеряем бесценное время. Кевин Этторе обреченно уставился на блестящую сталь лезвия, на висках уэстера выступили прозрачные капли пота, светлые глаза потемнели. – Будьте вы прокляты. Ну почему я должен умереть так? Двери подвала оставались плотно заперты, стены непроницаемы – что до этого? Фирхоф ощутил пронзительное, леденящее дуновение ветра, ему почудилось, словно где-то совсем рядом вновь свистит буря, неистово мчится Снежная Стая, бешено вьется длинная грива вороного скакуна и бессмертный призрак великого грешника Бруно д’Ороско гордо скачет в высоком рыцарском седле. Усталость навалилась на плечи советника. «Почему люди порой так покорно подчиняются самым несправедливым поворотам судьбы? Например, этот несчастный уэстер – человек не трусил в бою, но не может сопротивляться собственному мистическому страху перед полушарлатаном Нострацельсом». Фирхоф осторожно подтолкнул Кевина к креслу. Император отвернулся. – Прости, Людвиг, прости – я не могу присутствовать, это слишком отвратительно. Сделай то, что нужно, ради нашей дружбы, а я вместо тебя отвечу перед Богом. Потом. А сейчас мне необходимо удалиться. – Вы так легко и бездумно разбрасываетесь моей душой, государь! – Ради Империи, Людвиг, ради Империи… Гаген вышел, не оборачиваясь, коротко и хлестко взлетели полы серого плаща. «А ведь теперь никто не посмел бы искренне назвать его Святошей», – потрясенно подумал фон Фирхоф. «Мой расчетливый друг изменился почти до неузнаваемости. А кем сделался я сам? Действенность кровавого опыта не подлежит сомнению, но это только из-за гримуаров Адальберта. Согласившись зарезать человека, в душе я продолжаю считать магуса Нострацельса утонченным и высокомерным мошенником. Какой позор! Я, бывший секретарь Трибунала, принимаю участие в нечестивом колдовстве, в которое, к тому же, в своем качестве ученого, не верю». Старый магус открыл потрепанную книгу, узловатым пальцем отыскал нужную страницу и прищурился, рассматривая мучительно изломанную вязь непонятных Фирхофу символов. – Ассистент, привяжите пациента как следует. Мне не нужны осложнения, акты на грани искусства и науки требуют не только таланта и знаний, но и обычной лабораторной аккуратности. – Сколько крови потребуется? – Эта чаша – полная, до краев, в ней ровно три четверти пинты. – Тогда незачем рассекать ему горло. Хватит надреза на локтевой вене. – Молодой человек, в науке существуют нерушимые традиции… – Так написано в гримуаре? – Да… То есть – нет, конечно, прямых указаний не существует. Но я в хорошем смысле консерватор. – Помните, мессир магус, что самая громкая слава всегда достается реформаторам. Фирхоф усадил Этторе в кресло, наклонился к уху пленника и прошептал по-уэстокски: – Не бойся, Кевин. Тебе когда-нибудь отворял кровь лекарь? Считай, что сейчас происходит то же самое. Не знаю, сколько этой жидкости ты, головорез несчастный, пустил честным солдатам Церена, но я собираюсь позаимствовать у тебя всего-то пинту на нужды восстановления Империи. – Ты самый настоящий сумасшедший. – Возможно, и сумасшедший. Иначе не стал бы ломать традиции и спорить с мудрым и трезвомыслящим Нострацельсом – попросту перерезал бы твою глотку, чужеземец. Фирхоф освободил руку Этторе, вспорол ножом рукав рубашки и обнажил выпуклую синюю нить вены. – Молчи и не дергайся. – Ммм… Легко сказать. Меня еще никогда не резали на убой вместо барана. Этот безумный старик в дурацком колпаке, он что – собирается выпить мою кровь? – Конечно, нет. Не будь трусом – никто не захочет питаться этакой дрянью. Фирхоф ловким движением надсек вену, первые капли, тяжелые, темно-вишневые, упали и разбились о дно чаши. Нострацельс не отрывался от книги, сухие, растрескавшиеся губы магуса непрерывно шевелились, выплевывая, словно шипы, угловатые слова заклятия. Кевин Этторе впал в прострацию, обмяк в кресле, запрокинул голову, рассматривая низкий, растрескавшийся потолок. Вырываться, однако, не пытался, и советник вздохнул с облегчением. Зрачки уэстера сильно расширились, лицо, бледное, как у многих светловолосых северян, совсем побелело. Фирхоф поморщился. – Только не делай вид, будто тебе больно – это не пытка. – Конечно! Зато после такой ворожбы едва ли все в порядке останется с моей душой. Придется до самой смерти платить монахам и молиться… Густая вишневая струя лениво потекла в чашу. Возможно, вместе с нею жилы уэстера покидала таинственная тонкая субстанция – средоточие жизни. «Древние были правы, когда верили, что душа живет в крови». На миг Фирхофу почудилось, будто Этторе умирает. – Долго еще продлится опыт, мессир колдун? – Чаша полна, – бесстрастно обронил Нострацельс. Щеки и виски старика запали, глаза обвела коричневая тень. Дочитав длинную формулу, магус теперь возился, смешивая ингредиенты. В движениях длинных, худых пальцев волшебника было нечто паучье. Фирхоф больше не слышал и не видел астрального эфира, он отвернулся, не испытывая ничего, кроме отвращения. Уэстер не двигался, не приходил в себя, и, кажется, даже перестал дышать. Советник перехватил руку Кевина за запястье, плотно перевязал ее, согнул в локте и при помощи ленты, перекинутой через шею, укрепил на груди, а потом сильно хлестнул пленника по щеке. – Очнись! От пустяковых ран не умирают. Этторе распахнул светлые глаза, в них медленно таяла муть беспамятства. – Все уже кончилось? – Для тебя – да, кончилось, приди в себя. – Меня клонит в сон, и я хочу пить. – На ногах удержишься? Ладно, я тебя напою, будешь спать, получишь все, чего пожелаешь, только поскорее пошли отсюда. Людвиг без промедления поднял уэстера на ноги и вытолкал за дверь, оставив Нострацельса творить волшебство в одиночестве. Наверху, в покоях мага было удивительно тихо, Людвиг уложил пациента, отыскал кувшин темно-рубинового вина, разбавил его водой наполовину и проследил, чтобы Этторе выпил полную кружку – всю, до дна. Уэстера колотило так, что зубы мелко стучали о глиняный край сосуда. |