Онлайн книга «Маги и мошенники»
|
– Сколько они обещают? Двадцать серебряных марок? У нас даже мечей нет. Разве что самострел смастерить… Торговец, уже распрощавшийся с монастырским управителем, завязывая кошелек, непочтительно заржал. – Медвежатники… Хотите завалить Трузепоя? – Ты что-то хочешь предложить, ослятник? Заводчик мулов довольно осклабился: – Сразу понял, что вы не здешние, дороги Церена вымощены дураками. – О чем это ты, почтенный? – разом насторожился Ладер. – Вы не первые, кто попытался срубить легкие денежки в Поэтере. Первым за это дело брался наш лейтенант стражи, как первому, ему, должно быть, повезло больше всех – старину Андреаса медведь гнал до самых городских стен, так что мокрая задница героя мелькала навроде штандарта битого полка. Второй был из благородных, тут неподалеку имение фон Финстеров. Барон сам – вылитый медведь, но старине Трузепою это не помешало, пока он драл господина барона, слуги фон Финстеров всадили в косматого с десяток арбалетных болтов, только все болты ломались как соломинки. Говорят, кто-то из этой компании промазал и вместо Трузепоя самого господина барона и подстрелил, только медведь так обработал благородные останки, что правды теперь все равно не узнаешь. Монахи пытались пугать зверюгу молитвами и псалмами, но медведь от них только жиреет и наглеет. Потом была мода на девственниц… Лакомка оживился. – Это как? – Отцы из обители св. Регинвальда объявили, что медведь – кара господняя за грехи наши и победить его, стало быть, может только дева пречистая… – Ну и?.. Мулоторговец неопределенно хрюкнул и почесал кончик толстого носа: – А никак. Девственниц не нашлось. – Не может быть! – Еще как может. Я бы свою дочку на такое ни в жизнь не отпустил. Как монахи о деле с суровостью объявили, так девки, кто покраше – замуж выскочили, кто побойчее – те в шлюхи, а прочие попрятались. Лакомка с силой ударил кулаком по дубовой крышке стола: – И ни одной?! – Ни одной, – печально подтвердил торговец. Друзья помолчали. – Пошли отсюда, друг Хайни. Они вывалились под жаркое солнце полудня. Чистая улица покачивалась под ногами как палуба корабля. – Что скажешь, друг? – Безнадежное дело. Хайни привалился спиной к стене кабака, потер шрам на месте отрубленного некогда уха и вздохнул. Потом хлопнул себя кулаком по лбу. – Дрот святого Регинвальда! – Не богохульствуй подле стен монастыря, тупая башка. – То, что уже случилось, куда как хуже богохульства. Глянь-ка. – Он приоткрыл подвешенную к поясу котомку. Лакомка отшатнулся. – Ты украл питейный рог святого Николая! – Тихо, не ори, я и сам не знаю, как это приключилось. Когда этот брат Медардус отвернулся, чтобы достать зуб великого еретика, у меня рука поднялась и – хвать! И за пазуху. Ночью, когда все спали, в котомку переложил. Потом забыл о нем и сейчас только вспомнил. Рихард в который раз вцепился в собственную бороду, выдирая ее клочьями. – Ты, помесь свиньи с отродьем ростовщика, помет бешеного хряка, жаба, поселившаяся в нусбаумском болоте! Ты – кровь скупердяя, пущенная в полнолуние, ты вошь в бороде святого Иоанна! Да поразит тебя проклятие вечного похмелья и чирей на носу… – Заткнись, пивное брюхо. Никто не поверит, что я провернул такое в одиночку. Соображаешь, чем дело оборачивается? – Тех, кто тащит святые реликвии, пусть даже и апокрифической природы, не вешают. – Правильно, за такое либо четвертуют, либо в масле варят живьем. А теперь – лезь в котел с малом заранее, приятель, или слушайся меня. – Бежать надо. – У нас лошадей нет – поймают. – Я нельзя ли этот рог на место положить? Может, пропажи никто и не заметил. – Медардус нас второй раз в хранилище не пустит. – Тайком пролезем. – Поймают. Разве что… В этот момент, должно быть, сообразительный Хайни Ладер превзошел самого себя, идея, осенившая его, оказалась блестящей словно новенькая монета: – Убьем медведя. Или хоть попытаемся. Тогда доступ в монастырь снова откроется, положим рог потихоньку назад да и дело с концом. Лакомка угрюмо скривился и почесал бороду. – Жить хочу. Я солдат, а не охотник на дьявола. – Найдем девственницу. – Их же не осталось в Поэтере. – Ерунда. Здесь нет, зато в других местах остались. Кто сказал, что девка должна быть местная? Выйдем на дорогу, будем встречать и расспрашивать проезжих… Лакомка призадумался. – Чует мое сердце, что затея этакая выйдет боком… * * * Первая девушка была хороша яркой, горячей красотой, редкостной для западного Церена – крепкие, как яблоки, щеки покрывал свойственный брюнеткам кирпично-смуглый румянец, чистый лоб золотился ровным загаром, блестящие, цвета воронова крыла, волосы ровными волнами ниспадали из-под крахмального чепчика. Талия у красавицы была тонкой и гибкой, тесная шнуровка выгодно подчеркивала аккуратный бюстик. – День добрый, славная девица! Славная девица пристойно улыбнулась, обнажив острые зубки и представилась Гирмундой. – Не будешь ли любезна, красавица, поучаствовать с нами в богоугодном деле? – расцвел улыбкой Ладер. Рихард Лакомка серьезно закивал. – Не подумай чего дурного. Святое дело, как раз под стать такой красавице! – Не расскажите ли, добрые люди, в чем же именно заключается богоугодность этого деяния? – поинтересовалась дева. Хайни набожно закатил глаза. – Наша тетушка, святой жизни женщина, не чая избавления от многолетнего недуга, именуемого прострел, обратилась к сестрам обители святой Гирмунды и было ей дано знамение… Да, знамение. – Объясните попроще для простой девушки. – В общем, монашки сказали моей тетке, пусть земля ей будет пух… то есть, я хотел сказать, долгие ей лета, моей тетушке. В общем, сказали, что поправится она, если найдется непорочная девица именем Гирмунда, которая с молитвой трижды обойдет вкруг крепостных стен Поэтера. – Ну и? – кокетливо спросила красавица. Лакомка густо покраснел. – Ну… – Две марки. – нашелся Ладер. – Право, я не знаю… – Вход в город, ужин и ночлег за наш счет. Гирмунда милостиво согласилась, щечки ее раскраснелись, глаза блестели. Хайни нехотя отсчитал въездную пошлину. В зале гостиницы девушка проворно утроилась за столом. |